— Та забыла я, — беззаботно отмахнулась мама: — Тут такое дело… Я же подлеца вычислила. Помнишь, того, что с Нового года мусор оставляет в подъезде. Я-то грешила на Мишку-шалопута из тридцать третьей, а это… нет слов у меня приличных… Ксан Ксаныч из восьмой. Нет, ну кто бы мог подумать! Такой мужчина приличный с виду! Военный пенсионер!
— Настоящий полковник… — поддакнула я, размышляя, когда и откуда могла позвонить дочка.
— Вот-вот, полковник и такой подлец оказался, — сокрушалась мама, точно Ксан Ксаныч ее у алтаря бросил. — Вот и верь после этого людям. Я же ему, как порядочному…
— Мам, ты можешь мне переслать номер, с которого звонила Маша? Сейчас…
— А что случилось? — сразу насторожилась мама. — С чего срочность-то?
Обычно я не позволяла себе перебивать ее излияния, но вот уже третий раз нарушила правила. Такое не могло не насторожить мою недоверчивую маму. Нужно как-то усыпить бдительность и вывернуться. Посвящать ее в подробности проблемы не стала даже Маша. Это хороший знак. Будь она в настоящей опасности — она бы сказала все бабушке. Но она может не осознавать угрожающую ей опасность.
— Не могу дозвониться до нее на старый номер. Теперь-то понятно, что у нее поменялся. Попробую дозвониться на новый.
Мои невнятные объяснения полностью устроили маму. Расспрашивать подробности она не стала, отключив обычную подозрительность. Спасибо соседу Ксанычу, занимавшему сейчас все ее мысли.
— Не могу я дать. Я же фото Ксан Ксаныча сделала, когда он мусор бросал. Улики собрала. И Петровне с первого этажа телефон отнесла. У нее внук придет из школы и распечатает нам фотографии. Крупно, чтобы лицо и мусор было видно. А мы с Петровной на всех подъездах повесим. Пусть мерзавца все узнают в лицо.
В голосе мамы слышалось торжество. Зло в лице пенсионера Ксан Ксаныча было наказано, еще один день на пенсии прожит не зря.
— Это хорошо, мам, но ты сейчас перешли мне Машин номер. Ты же у Петровны?
— Нет, конечно! Чего я у нее не видела? Пеларгонии ее? Так мои лучше. И кот у нее лишайный и царапучий. Я в парикмахерской. В очереди. Так-то по записи, но тутошние девочки меня знают. А у них стационарный телефон стоит. Для клиентов бесплатно. Вот я и звоню. Тете Гале в Керчь уже позвонила. Теперь тебе вот..
Я мысленно просчитала до десяти, взяла себя в руки и снова ее попросила, стараясь не сорваться в крик. Виктор отошел на пару шагов и уже набрал номер и звонил куда-то, передавал информацию о Маше от моей забывчивой мамы. Я не прислушивалась к его отчетам и инструктажу. Мне еще предстояло убедить маму в невозможном — изменить свои планы по моей просьбе.
— Мама, ты сейчас пойдешь к Петровне и передашь мне номер, с которого звонила Маша. Слышишь? Вот прямо сейчас, не дожидаясь прически, поняла?
— Это что, так срочно? — недовольно отозвалась мама: — Я хотела с Любой из Тувы поговорить. И Александру Петровичу насчет картошки напомнить.
У нее был еще целый список, кого из родни и знакомых обзвонить. И я отвлекла ее в самом начале. Ее очередь на стрижку и покраску как раз подходила, а я ей ломала все планы. Можно было сказать ей правду, но тогда она, плюнув на мои просьбы, сама позвонила бы на Машин номер и, быть может, ухудшила и без того не лучшую ситуацию дочки. Я-то планировала отдать номер Виктору, чтобы тот узнал, кому принадлежит и нынешнее местонахождение. Если он разрешит — позвоню. Главное не навредить дочке.
— Очень срочно… Мама, очень! Пожалуйста, поторопись! — потребовала я.
— Ладно-ладно, не торопи меня, — удивленная моим неожиданным напором, она сдалась. — Иду уже…Жди звонка, — огрызнулась она и отключилась.
Шумно выдохнув, тяжело опустилась в кресло, прямо на сумку и одежду, даже не заметив этого. Уставилась перед собой, пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку радости, что дочка жива и здорова. Что это было рано утром, предпочитала не думать.
— Почему ты не скажешь матери правду про Машу? — поинтересовался Виктор, присев передо мной на корточки. — Боишься за сердце? Она кажется крепкой.