– Ne shuti so mnoy padla! – прошипел усатый и вытащил длинный, хищно изогнутый нож. – Imja, bystro.

– Я вас правда не понимаю! – затрясся всем телом Руди. – Что вам от меня надо?

Стоящий рядом бугай, с жутким шрамом поперек рожи, обронил пару слов. В больных глазах усатого загорелся неподдельный интерес и он спросил по немецки, жутко коверкая слова:

– Ты говорить немецкий?

– Да, да, – обрадованно закивал Руди. – Я говорю!

– Ты пшек?

– Никакой я не пшик, – промямлил Руди и выхаркал кусочек зуба.

– Не врать мне! – главарь схватил за волосы, остро отточенная сталь коснулась горла, еще полмиллиметра и можно будет улыбаться сразу двумя ртами.

– Я не вру! Меня террористы похитили, я из Эккенталя.

Нож мгновенно покинул опасное соседство с глоткой. Название города произвело поистине магический эффект. Разбойники неверяще переглянулись, заулыбались гнилыми пастями.

– Ты немец? – прищурился усатый.

– Да, – не моргнув глазом соврал Рудольф. Немец это пропуск домой со всем возможным почтением. Естественно при условии, что эти милые люди не занимаются коллекционированием белокурых, арийских скальпов. Тогда все усложнится до невозможности.

– Как ты попасть здесь? – немецкий усатого не шел ни в какое сравнение с безупречным произношением Стрелка.

– Я потерялся, в смысле убежал! – затараторил Руди, путаясь в показаниях.

– Повторить, я плохо понимать.

Вот тупой идиот, – чертыхнулся про себя Штольке. – Недочеловеки непроходимо глупы и не способны учиться.

Он приготовился повторить по слогам, и не успел. В высокоинтеллектуальный разговор двух носителей немецкого языка вмешался один из стоящих на стороже наблюдателей. Молодой, дерганный парень с неприятным, острым лицом, повернулся и горячо зашептал показывая в сторону зарослей. Подельники всполошились, взяли оружие на изготовку. В опустившейся тишине пронзительно защелкали предохранители. Лес был красив, безмолвен и безмятежен, даже ветер утих, от прогретой солнцем травы стелился дурманящий запах, смешиваясь со свежими ароматами соснового бора.

Между новыми знакомыми произошла едва слышная перепалка, тон чуть повысился, перерастая в озлобленный спор.

Угрюмый мужик с мордой отъявленного душегуба не выдержал, поднялся, отряхнул грязнющие штаны, сплюнул и просипел:

– Gonish syka, net tam nikogo!