Книги

Некто или нечто?

22
18
20
22
24
26
28
30

Северный отряд возглавила Елизавета Николаевна Левкович. Здесь, у самых истоков болезни, сразу бросались в глаза загадочные ее особенности. Заболевали почти исключительно те, кто работал в тайге. Энцефалит не распространялся в семье, жена и дети лесоруба, привезшего болезнь из леса, оставались здоровы. Врачи, фельдшеры, сестры, ходившие за больными, тоже оставались здоровы. Кто и как переносит болезнь? Комары? Так думали в Москве. Но тут, на месте, пришлось отказаться от этого предположения. Болезнь распространялась ранней весной, до вылета комаров.

Зильбер навестил женщину, первой заболевшую той весной. Она поправилась и могла отвечать на расспросы. Что она делала, куда ходила в последние недели перед болезнью? Подробно, день за днем. Стирала, мыла полы, готовила обед — ничего особенного. Один раз ходила на огород — муж расчистил в тайге участок под овощи. Помнит, что, вернувшись, увидела клеща, впившегося в руку.

Клещ! Но это пока догадка. Надо проверять. На всякий случай, людям, работающим в лесу, посоветовали остерегаться клещей.

А больных становилось все больше. Человека валит с ног. Сильнейшая головная боль, рвота, высокая температура, иногда судороги. Приходили калеки, перенесшие болезнь в прежние годы.

Да, скорее всего — болезнь вирусная. Да, скорее всего переносится она клещами. Но это все пока что разговоры. Надо поймать, уличить и возбудителя и переносчика.

Мышам впрыскивали жидкость, взятую из спинного мозга больных полиомиелитом. Она была очищена от бактерий и могла содержать только одно заразное начало — вирус. Если мыши заболеют, значит, болезнь наверняка вирусная. Ее можно тогда перепрививать от мыши к мыши, накапливая вирусные частицы для опытов, для производства лечебных сывороток и вакцин.

И вот настал день, когда Левкович и Михаил Чумаков, один из самых молодых участников экспедиции, увидели в клетке мышь, волочившую парализованные задние лапки. Да это энцефалит, вирус пойман! Вирусные частицы поселяются в нервных клетках, разрушая их. Если поражены клетки, ведающие движением, то паралич; если вирус атаковал клетки, ведающие зрением либо слухом, то человек может ослепнуть или оглохнуть. Опасен, очень опасен этот вирус, пролезающий в головной мозг, казалось бы, так надежно защищенный всевозможными барьерами.

Вирус пойман. Но еще много опытов было поставлено, еще не раз возникали сомнения (а вдруг это лишь спутник заразного начала, а вдруг в материал, которым заражают мышей, попали бактерии и они-то и вызывают болезнь), прежде чем ученые могли сказать твердо: возбудитель выделен. Из Японии на пароходе привезли закупленных для экспедиции обезьян. На них и на мышах еще и еще раз проверяли— точно ли, что пойман, уличен вирус. Да, картина болезни у обезьян такая же, как у человека — все равно, взят возбудитель прямо от людей или привит предварительно мышам.

Работать было неимоверно трудно. Люди, страдающие болезненной подозрительностью, да и просто злобные невежды, вдруг распустили слух, что приехавшие из Москвы ученые намеренно разносят японский энцефалит.

Ученые работали, не думая об опасности заражения, которой подвергались буквально ежечасно. Некогда было. И вот беда пришла. Пришла неожиданно, как всегда. Тяжело заболел Михаил Петрович Чумаков. Его привезли из северного отряда, из поселка лесорубов, в Хабаровск. В больничной палате, в полубреду, испытывая отчаянную головную боль, он пытался припомнить, когда и где заразился. Да, конечно, козел… Он был связан, и лаборантка Галина Николаева держала его, но когда Чумаков ввел ему шприц, козел дернулся, игла сорвалась, брызнула жидкость. Жидкость, содержащая миллиарды деятельных, живых частиц вируса энцефалита. Чумаков велел Николаевой немедленно протереть лицо и руки ватой, смоченной в спирте, и отправиться под душ. А сам, как видно, забыл все это проделать.

В Москву его привезли уже осенью. Он был плох — руки едва шевелились, голова из-за паралича шейно-плечевых мышц падала на грудь, почти совсем пропал слух. Врачам удалось спасти Чумакова. С течением времени восстановились и подвижность мышц и слух. И доныне Михаил Петрович в строю.

Вторым заболел Владимир Дмитриевич Соловьев. Он присоединился к экспедиции во Владивостоке. Ему доверили доставленных из Японии обезьян. Одна из них, уже пораженная энцефалитом, исцарапала и покусала Соловьева. Казалось, что молодой, полный сил Соловьев никогда уже не вернется к научному творчеству — вирус ослепил его. Но через несколько месяцев зрение стало понемногу восстанавливаться. Соловьев выздоровел, стал известным ученым.

Когда экспедиция возвращалась осенью 1937 года в Москву, вирус, уже в поезде, свалил с ног еще одного из ее участников — заболела энцефалитом лаборантка…

Значит, клещи. Доказано, что они, присасываясь к телу человека, могут внести в кровь вирус энцефалита. Но от кого заражаются сами клещи? От больных людей, как это происходит с малярийными комарами, скажем? Однако же в глухой тайге найдены клещи, пораженные вирусом, которые вряд ли когда соприкасались с человеком. Да, не все тут ясно…

Еще две весны и два лета проработали ученые в тайге. Состав экспедиции расширился. В нее вошли в 1938–1939 годах крупный зоолог академик Евгений Никанорович Павловский, руководивший группой энтомологов и паразитологов, и вирусолог Анатолий Александрович Смородинцев.

Работали с какой-то отчаянностью. Нередко случалось, что кто-нибудь из ученых по доброй воле превращал себя в некое подобие подопытного зверька. Паразитолог А. В. Гуцевич, забравшись подальше в лес, проводил целые дни, сидя на пне и закатав по локоть рукав. Часами подсчитывал Гуцевич, сколько и каких насекомых сядет на его голую руку. Свободной правой рукой он вел записи, а левая лежала неподвижно, вся в кровавых точках, атакуемая таежным гнусом и прочей нечистью.

В 1938 году летом другой паразитолог, Борис Иванович Померанцев, забрел с товарищами далеко в глубь тайги. Смеркалось, стал накрапывать дождик. Решили заночевать в лесу, под каким-то навесом. Когда наутро группа вернулась на базу, то у Померанцева на теле обнаружили в разных местах присосавшихся клещей. Вскоре он заболел. Его отвезли в госпиталь, сделали все возможное, чтобы вылечить. Но он погиб.

На микробиолога Надю Коган и лаборантку Талю Уткину вирус энцефалита попал не на Дальнем Востоке, не в тайге, а в Москве. Клещей тут не было. Но в лаборатории А. А. Смородинцева, где создавали вакцину против энцефалита, хранились сотни пробирок с мозгом белых мышей, зараженных энцефалитом. Малейшая неосторожность, иногда не замеченная, иногда ушедшая из памяти, — и вирус уже вырвался из пробирки на свободу.

Однажды утром Надя Коган проснулась от головной боли. Поставила градусник — температура повышена. Решила, что грипп, и отправилась в лабораторию — работа была крайне спешная, вакцину ждали в тайге десятки тысяч незащищенных от клещей людей. К вечеру жар у Нади усилился. Уложили ее в постель. Оказалось, что не грипп у нее, а энцефалит. Девушка погибла. Через несколько недель заболела Таля Уткина. Соловьев и Чумаков, переболевшие энцефалитом за год до того, дали свою кровь, чтобы приготовить сыворотку для Тали. Надеялись, что антитела, образовавшиеся в крови у переболевших, помогут организму девушки справиться с вирусом. Не помогло, умерла Таля.

Три смерти, три жертвы. Это лишь в одном маленьком отряде ученых. Любой уссурийский хищник казался невинным ягненком в сравнении с этим таежным вирусом. Звери уходят от человека. Клещ, носящий в себе миллиарды вирусных частиц, ищет встречи с человеком, нападает…