Книги
Некто или нечто?
Все это доказывает, что заразное начало в этих случаях не могло быть просто ядовитой жидкостью, наподобие змеиного яда или ядов, выделяемых бактериями, скажем, при дифтерите. Простой яд при перепрививке от теленка к теленку непременно бы разжижался, разбавлялся. Его действие ослабевало бы. Яд ведь не может размножаться. А раз заразное начало, будучи многократно разбавлено, не утрачивает своей силы, то, очевидно, в нем содержится живой, имеющий форму агент, способный размножаться. Вероятно, им является ничтожно малый микроб.
Создается впечатление, что в этом трудном споре Ивановский и Леффлер были кругом правы, а Бейеринк кругом неправ. Но, пожалуй, это не совсем так. Односложный ответ тут не подходит.
Бейеринк обладал чутьем большого ученого. И он понял, что возбудитель табачной мозаики, наделенный столь странными свойствами, не может быть просто микробом малого размера; это особенное болезнетворное начало. Тут он был прав. Но на этом правота его в споре с Ивановским кончается. Особому, не известному дотоле науке возбудителю он отказывал, без всяких к тому оснований, в корпускулярности. Правда, понадобилось еще три десятилетия, чтобы твердо установить, что вирус — плотная частица, а не «ядовитая жидкость».
Ивановский, а следом за ним и Леффлер, оказались правы, полагая, что возбудитель табачной мозаики может быть только корпускулярным. Но они ошибочно считали его микробом.
Ученому, открывающему не известный науке мир, мучительно трудно прорываться сквозь завесу устоявшихся понятий. Нужны новые методы, новые подходы, новые понятия. И складываются они не сразу.
Особняком стоит еще один участник спора, английский ученый А. Вудс. В 1899 году он опубликовал статью, в которой пытался доказать, что мозаичная болезнь вызывается не каким-то заразным началом, привнесенным извне, а ферментами самого организма. Ферменты или энзимы — это белки особенного вида. Обладая огромной активностью, они регулируют все химические реакции, происходящие в живой материи. Обмен веществ в организме находится полностью под контролем ферментов, он был бы просто немыслим без них. По Вудсу выходило, что заразное заболевание может зародиться внутри клеток самопроизвольно, по причине каких-то нарушений в механизме ферментов. «Активный агент, вызывающий мозаичную болезнь табака, скорее является энзимом, чем живым жидким заразным началом, как думает Бейеринк», — писал Вудс.
Ивановский опроверг Вудса, доказав, что «развитие мозаичной болезни без всякого участия внешней заразы» просто немыслимо. «Гипотеза Вудса опровергается твердо установленным фактом заразительности мозаичной болезни», — читаем мы в диссертации.
В те годы появилась и другая догадка: вирус — комочек измененной больной протоплазмы растений. Ивановский, основываясь на своих многочисленных опытах, считал и эту догадку неосновательной.
И в Никитском саду, и в петербургской лаборатории Ивановский много времени посвящал изучению клеток табачных листьев, пораженных мозаичной болезнью. Он обнаруживал под микроскопом много такого, что не наблюдалось в здоровых листьях. Возле ядра клетки попадались какие-то тельца, похожие на амеб. Прижатые к оболочке ядра, они имели такой вид, словно собирались вот-вот проглотить ядро. В клетках больного листа было гораздо меньше хлоропластов — этих крошечных чечевичек, содержащих хлорофилл. Но самое интересное, что открыл Ивановский в клетках желтой, пораженной части листьев, — некие таинственные кристаллические образования. Вот как говорит о них в докторской диссертации сам Дмитрий Иосифович: «В качестве включений, совершенно отсутствующих в зеленой части препарат, часто (если не всегда) замечаются какие-то бесцветные кристаллообразные отложения, похожие всего более на отложения воскообразных веществ… Растворить их мне ни в чем не удалось… По-видимому, сходны с ними и отложения в форме тончайших бледных пластинок… При наблюдениях на живом препарате мне случалось видеть перемещения такой пластинки вместе с плазмой; в других случаях легко было убедиться, что они лежат в том же слое, как и хлоропласты, причем часто раздвигают последние».
Дмитрий Иосифович тщательно зарисовал эти «включения» (теперь они широко известны в мировой научной литературе под названием «кристаллы Ивановского») и приложил в виде цветной таблицы к диссертации.
Но что они такое, эти кристаллы? Ивановский этого не знал, спросить было не у кого, он первый их наблюдал. И никаких предположений он делать не стал. Это было не в его правилах — строить догадки, ни на чем не основанные.
Между тем Ивановский своими глазами видел, зарисовал и описал скопления вируса табачной мозаики — того самого возбудителя, который тщетно разыскивали и Майер, и он, и Бейеринк, и Леффлер, и Вудс. Да, каждая пластинка, каждый кристаллик, едва различимые в микроскоп, состояли из биллионов вирусных частиц. Уже потом дознались, что в зараженных растениях вирус часто образует кристаллы и каждая частица кристалла несет в себе заразу. Мог ли предполагать Ивановский, что заразное начало примет форму кристалла, свойственную лишь минералам? Ведь он считал возбудителя табачной мозаики живым микробом. Какие же тут могут быть кристаллы?
Тайна удивительных кристаллов раскрылась спустя много лет после смерти Дмитрия Ивановского…
Открыть и не знать, что ты такое открыл! Искать годами и не знать, что нашел. Это самая драматическая страница в научной биографии Ивановского.
Спор о возбудителе табачной мозаики, возникший на рубеже двух столетий, и сейчас интересует не только историков науки. Дело в том, что спор продолжается. Природа вируса не ясна и доныне. Вот почему ученые проявляют такой интерес к диссертации, которая защищалась более полувека назад.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Глава седьмая
Бешенство и дикование
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀