Пока мы шли в ее покои, я пыталась осмыслить все произошедшее. Я беременна. Даже не верится. Наверное, я должна радоваться? Но, честно говоря, пребываю в каком-то опустошенном состоянии: будто кто-то выкачал из головы абсолютно все эмоции, оставив только голую логику. У меня внутри — малыш. Точнее, еще пока совсем невидимая песчинка, но сути дела это не меняет. Почему я не волнуюсь? Почему не радуюсь или хотя бы не паникую? Или после всех событий и бурных галлюцинаций я уже неспособна испытывать эмоции?
Я неосознанно погладила свой живот, как будто он уже изменился. Говорят, некоторые женщины с самого начала чувствуют, что они беременны. Видимо, я к ним не отношусь. Мне все еще кажется, что надо мной жестоко подшутили. Но наш лекарь не из шутников, а Мариша не стала бы шутить так по-свински. Неужели я и правда беременна? В голове не укладывается.
Чей он, этот ребенок? Я ни с кем не спала. Последним был Каспар. Может, это его ребенок? Да ну, лекарь же сказал, что он с точностью до часа определяет время зачатия. С Каспаром я была больше недели назад. С Дэном — тоже. Уж на неделю-то такой хороший лекарь не мог ошибиться. Видимо, сегодня ночью, пока я была пьяна, и правда кто-то приходил. И пока я смотрела свои эротические сны, он меня оприходовал. И это, похоже, единственно возможный вариант.
Я плюхнулась в кресло и выложила свои соображения Марише.
— Эротические сны? — переспросила она, разливая чай. — И часто они тебе снятся?
— Практически каждую ночь.
— Реалистичные?
— Очень, — многозначительно сказала я. — Такие яркие, что я на яву принимаю все позы, что мне снятся, и даже раздеваюсь. А как-то раз даже поцарапала себя.
— Лисси, — осторожно начала подруга, подсаживаясь рядом, — а может, это были вовсе не сны? Ты уверена, что к тебе никто не приходил?
— Уверена, — ответила я, принимаясь за пирожные. Есть я, вообще-то, не хотела, но раз уж беременна, то пропускать приемы пищи не стоит. — Когда я ночевала у посла, я запиралась. И на «даче», кстати, тоже.
— Может, кто-нибудь приходил к тебе через тайный ход? Или через окно?
— На третий этаж? По едва-едва шершавой стене? — презрительно прищурилась я. — Покажи мне такого скалолаза, я на него мешок золота поставлю на Игрищах. А тайных ходов ни в летнем дворце, ни в доме посла нет.
— Может, он не снизу карабкался, а сверху спускался? — предположила Мариша.
— С крыши, что ли? — я прикинула такую возможность. — Ну, Мариш, это еще умудриться надо. Да и к тому же, ключи нужны от чердаков. Причем ключи и от твоего дворца, и от дома посла, что уже совсем невероятно.
— Но не невозможно, — заметила Мариша. — В любом случае, правдивы твои сны, или кто-то просто пользуется тобой, пока ты их смотришь, стоит поймать этого наглеца.
— Хочешь сказать, ты совершенно уверена, что он делает это не первый раз? — уточнила я.
— А у тебя есть сомнения? Если б это был первый раз, он бы постеснялся заявиться в королевские покои. Но, похоже, он очень хорошо изучил твой режим дня, чтобы точно знать, что в это время ты уже будешь спать, а не кутить. К тому же, дурманом тебя травят не первый день, насколько я поняла. Зачем травить много дней подряд, если развлекаться собираешься только разочек? Разумеется, он тебя уже больше недели пользует.
— Если это так, то он вдвойне гад. Втройне. Вчетверне. Вообще не представляю, какой скотиной надо быть, чтобы такое выдумать и провернуть! — возмутилась я.
— А я представляю, — Мариша томно закатила глаза и прикусила губу, разыгрывая мини-спектакль. — Каждый вечер подливать тебе в чай каплю отравы. Потом часами дожидаться, пока ты уснешь. С риском для жизни забираться в твою спальню. И вот он — момент триумфа: беззащитная, сонная Фелисса разметалась по простыням. Дурман навевает ей сладкие сны, и она стонет и мечется, истекая соком. Он протягивает руки, грубо задирает рубашку, раздвигает ее колени и вонзается…
— Мариша, прекрати, я же ем! — возмущенно остановила я подругу, чуть не подавившись.