Ответом мне был гомон голосов, скорее, одобрительных.
— Конечно, к гражданам неправильно с наганом в руках соваться и дулом в нос тыкать, — продолжил я, скосив глаза на Маршалка. — Но если есть подозрение, что перед нами бандиты, то оружие хорошо бы приготовить заранее и успеть открыть огонь, ежели что.
Возражений со стороны Розенталя и Маршалка не последовало.
— Лампы нам нужны или переносные фонари, — выступил бывший с нами в "кабинете" трактира молодой матрос. — Как сегодня в трактире – потушили свет, и мы как слепые кутята. А они-то своё заведение как пять пальцев наощупь знают.
— Дельное предложение, — согласился Розенталь. — Я составлю заявку в городской совет.
— И вот ещё что, — мне кое-что вспомнилось, и я решил высказаться. — Очень может такое случиться, что враги советской власти и бандиты захотят мстить, или уронить авторитет рабоче-крестьянской власти, или просто сеять панику среди мирных граждан. Я к тому, что могут начать нападать на милиционеров на улицах. Поэтому предлагаю наряд рабочей милиции отправлять не меньше, чем по двое. И подходить к людям, к подводам или автомобилям так чтобы того, кто подходит, мог поддержать огнём со стороны другой. Я могу показать как…
Люди зашевелились, всем стало интересно посмотреть на что-то новое. Я вызвал Никитина и того матроса, что был с нами в трактире:
— Вот, — говорю матросу, — пусть ты бандит и хочешь напасть, когда товарищ Никитин у тебя документы проверяет или когда ты у него что-то спрашиваешь. Павел, подходи к нему с одного боку, — сказал я. — А я стою с другого боку и в отдалении, в шагах трёх-четырёх и могу выхватить оружие, ежели что. Вот что ты сможешь сделать?
Я встал, как рассказывал, засунул револьвер за пояс и положил ладонь на рукоятку. Матрос попытался было обозначать удары Никитину, выхватывать из кармана бушлата наган, нападать на меня – неизменно револьвер у меня в руках оказывался раньше, и матрос не успевал уйти с линии огня.
— М-да, не рыпнешься, — признал он, — куда ни кинь, всюду клин. Ловко ты придумал.
— И кучно стоять нельзя, — добавил я. — Вот как в трактире сегодня. Мы стояли кучкой у двери. Если бы они залпом стрельнули в нашу сторону, всех бы накрыли.
Народ помрачнел, вспоминая сегодняшние события.
— Очень занятный прием, товарищ Кузнецов, — резюмировал Розенталь. — Но, думаю, до такого не дойдёт. Милиция у нас своя, рабоче-крестьянская, нападать на неё могут только враги революции и эксплуататоры.
— Хорошо бы, если так, — пожал плечами я. — Но лучше соломки-то постелить, на всякий случай.
Розенталь объявил собрание законченным. Люди встали со своих мест, но расходиться по домам не спешили. Завязались обсуждения на разные темы. Тот матрос из трактира подошёл к нам с Никитиным:
— Гусь, — заявил он, протягивая руку.
— Кто гусь? — не понял я, пожимая автоматически его руку.
— Я Гусь, — разулыбался матрос. — А зовут Иваном.
— Саша, — в свою очередь назвался я. — Кузнецов. А это Павел.
— Никитин, — пожал руку матросу Паша.