Глава 6

Безымянная дама привела меня в небольшую, но уютную комнатёнку, после чего поинтересовалась, чем я желал бы отужинать. Мне, честно говоря, есть совсем не хотелось, а вот помыться бы не мешало. С удовольствием занырнул бы сейчас в тёплую воду. Но, во-первых, вряд ли для меня посреди ночи станут организовывать баню. А во-вторых, надо дождаться Мишку. Так что от еды я отказался, но попросил с утра организовать помойку по возможности. Устроился на кровати и стал ждать приятеля.

Мишка заскочил буквально на минутку когда я уже начал засыпать. Глаза его были если не по двенадцать копеек, то по восемь точно. Чувствовалось, что он хочет мне что-то высказать, но маячащий в дверях Орлов явно мешает ему это сделать. Так что он бросил единственное: «Ну ты ваще», отдал мой мешок с вещами и учесал знакомиться с Екатериной. Кстати, это что же – она ему родственница получается? После чего я приготовился во что бы то ни стало дождаться пацана. Но после того, как на секунду закрыл глаза, меня разбудил яркий солнечный луч, решивший прогуляться по моей физиономии.

Мишки не было. Не было и его вещей. И не понятно – то ли уже смылся куда-то, то ли не приходил вовсе. Я подошёл к окну. Солнце едва поднялось над крышами домов, выдавая сонной Москве щедрую порцию тепла и света. Рань ранняя. Тем более непонятно, что могло сорвать пацана с места. Значит, скорее всего, он не возвращался. И это уже напрягает.

Я выглянул из комнаты. Никого. Хотя местные обитатели явно проснулись. Судя по приглушённым звукам, жизнь кипит. Кремль готовится к очередному дню обслуживания императорского двора. Этот факт меня немного успокоил. Значит и Мишка мог найти какое-то дело и уйти из комнаты. Но мне-то что делать? Я никого тут не знаю, меня никто не знает. Если только идти сразу к Екатерине, или Орлову? Улыбнувшись мысленной картинке, в которой я, найдя покои императрицы, бесцеремонно вваливаюсь к ней с вопросом о завтраке, я решил остаться в комнате и немного подождать. Кто-нибудь да вспомнит обо мне.

Чтобы скоротать время, я решил произвести ревизию документов, которые выправил калужский воевода. Взяв в руки тот, адресатом которого значился Академик Е.И.В. Санкт-Петербургской академии наук Михаил Васильевич Ломоносов, я понял, что поисследовать его не удастся. Он был запечатан личной печатью градоправителя, которую я сразу не заметил, смахнув тогда бумаги с подоконника не глядя. Покрутив в руках свой пропуск к учёному, я задумался. Может стоит уничтожить этот документ? В связи с обещанной протекцией самой Екатерины он становится неактуальным. Более того: если я вызову высочайшее недовольство, что вполне возможно, учитывая тот факт, что я «не от мира сего», то эта бумага станет поводом для репрессий Щербачёва. А подкладывать ему такую свинью за доброту не хотелось. Достаточно и того, что мы удрали от него, паршивцы неблагодарные. Но, с другой стороны, если императрице наскучит моё общество и она прикажет дальше добираться самостоятельно, то выйдет, что я уничтожу единственную возможность попасть к Ломоносову, не изобретая при этом велосипед.

Так ничего не решив, я убрал письмо на место и взялся за подорожную. Но тут в дверь постучали, и ко мне заглянула молоденькая девчонка лет двенадцати и доложила, что баня готова. И ежели я желаю мыться, то прошу пожаловать. А вот это просто замечательно. Не забыли, значит, мою просьбу.

Подхватив вещи, чтобы не провоцировать излишнего любопытства прислуги, я отправился за провожатой. Но стоило отойти на десяток шагов, как из-за поворота навстречу выскочил Орлов. Если вчера я удивлялся на то, как быстро богатырское здоровье позволило ему восстановиться после кабацкой драки, то был в корне неправ. Григорий вчерашний и Григорий сегодняшний – это две большие разницы. Сегодня он источал неимоверную энергию и сразу заполнял собой, казалось, всё доступное пространство. Оказалось, что он с самого утра начал экспериментировать с запуском воздушного шара, но у него, естественно, ничего толком не выходило. В итоге он отправился за мной, чтобы я немедленно продемонстрировал ему возможностивоздухоплавания. Так что накрылась моя баня медным тазом.