– Ща будет! – отозвался Гришка, высунулся наружу и громогласно потребовал у кого-то чтобы жрать тащили, да побыстрее.
Еду принесли действительно быстро. Орлов сразу ухватил кусок мяса, а я соблазнился ароматной тёплой краюхой и обалденным свежайшим молоком. Молниеносно умяв свои порции, мы вышли во двор. Погода для испытаний была то, что надо. Ни малейшего ветерка. Привлечённые необычной штуковиной в отдалении остановились несколько человек. Дабы не простаивали зря, Гришка призвал их на помощь – держать конструкцию, пока мы будем поджигать. Мужики опасливо, на вытянутых руках взялись за непонятную штуковину. Григорий, уже зная, что надо делать, поднырнул под шар.
– Подожди, Гриш! – внезапная здравая мысль явилась как раз вовремя. – Мы ж живой огонь в небо запускаем. Он же рано или поздно отгорит и свалится вниз. Как бы пожару не наделать.
– А, плевать! – прохрипел сложившийся в три погибели детина. – Пущай внимательней за хозяйством смотрят. А то завшивели тут от безделья. Ровней держи, не ровен час, бумага займётся! – прикрикнул он на мужиков, распрямляясь. – Ну, с Богом!
Мужики заученно перекрестились. Мы замерли в ожидании. Было слышно, как потрескивает огонь, набирая силу. Запахло горячим воском. Постепенно бумага начала расправляться, раздувая матовые бока, и я окончательно уверился, что затея сработает. Шар уже ощутимо тянуло вверх. Я и Орлов перехватили его за нижний обруч каркаса, сделанный из тонкого сухого ивняка. Освободившиеся мужики с облегчением отошли подальше, но расходиться не спешили. Решив, что ждать больше не стоит, я скомандовал:
– Отпускаем на счёт три. Раз, два, три!
Мы разжали пальцы. Шар, помедлив самую малость, как бы раздумывая: «А стоит ли?» стал медленно и величаво всплывать к небосводу. Зрители загомонили, закрестились, а Григорий, дождавшись пока это чудо воздухоплавания заберётся метров на десять вверх, подскочил ко мне и с размаху хлопнул по плечу. После чего заключил в медвежьи объятия, да так, что хрустнули рёбра.
– Получилось, получилось! – радовался он как мальчишка, чуть ли не прыгая от радости. – Ну, брат Стёпка! Ну молодца! А я уж засомневался после утра-то. Ведь у меня ничего не летело.
– Ну-так! – скромно прокомментировал я, провожая шар взглядом. Верховой ветер начал постепенно оттеснять его к реке.
Мы стояли ещё минут десять, пока наш летун окончательно не скрылся из виду. Надеюсь всё же, что нам не удастся предвосхитить Наполеона, и Москва на сей раз не сгорит.
– Постой, – внезапно переключился Орлов. – Я когда тебя встретил, ты же шёл куда-то?
– Да в баню, – с сожалением об упущенной возможности ответил я.
– В баню, это хорошо, – отреагировал Григорий. – В баньку и я б не отказался. А пойдём-ка, мил друг я тебя веничком пройду. В награду, так сказать.
– Да уж остыла, небось, баня-то.
– Небось, не остыла. Ты думаешь, её для тебя одного топили? Не. Она тут, почитай целый день жарится.
– Ну, пойдём, – я с сомнением посмотрел на орловские бицепсы. – Только уговор – не захлестай до смерти, медведище этакий.
Орлов радостно заржал и подтолкнул меня в спину:
– Не боись, не захлестаю.
Боялся я зря. Парились без фанатизма. Поддавали квасом, от чего по парилке разносились ароматы пекарни и каким-то душистым отваром с запахом хвои. В перерывах отпивались тем же шипучим квасом и «щами», которые и щами-то не были в моём привычном понимании. В общем, от души, что называется. Я наконец-то почувствовал себя чистым. Блаженство.
А вот на выходе меня ждал сюрприз. Моя одежда, к которой я уже привык, просто отсутствовала. Мешок, правда, был на месте, и то ладно. Но, не одевать же спортивную форму? Не одевать. Смена всё же присутствовала. Только совсем другого кроя и качества. И если нечто, напоминающее длинный пиджак и «усиленную» жилетку, а так же башмаки с простенькой пряжкой и рубашка не вызывало особого отторжения, то явное подобие длинных гольф или колготок с короткими штанишками поверх, натянуть на себя было практически на грани. Я представил себя, заходящим в класс в таком прикиде, и мне разом поплохело.