– Простите… – я и сам чувствовал, что виноват. Но эйфория от удачного побега притупила в памяти страшные события в бору.

– Бог простит… – воевода широко перекрестился. Я последовал его примеру. – И людей не вернуть. Упокой, Господи, души их. Ладно, дальше это уже моя забота.

– Так что про Мишку-то? – решился я напомнить о своей просьбе.

– Мишка? – Пётр Максимович задумчиво перемерял шагами кабинет, остановился перед окном:

– Вон тот, что ли? – Шербачёв вопросительно изогнул бровь, указывая за стекло. Я подошёл и посмотрел вниз. Мишка от скуки пинал камешки, стараясь попасть в ствол старой липы. Получалось не очень.

– Тот, – подтвердил я.

– Ясно… – воевода сделал пару шагов от окна, потом внезапно, словно наткнулся на стену, остановился и бросился обратно.

Я в недоумении, что же его так заинтересовало, снова посмотрел на улицу. В этот момент Мишка, которому надоел импровизированный футбол, поднял глаза и увидел нас в оконном проёме. В ту же секунду он юркнул за липу, которую только что использовал в качестве мишени.

– Мишка, значит… – градоначальник постучал пальцем в стекло, но мальчишка и не подумал показываться на глаза. – Слушай, Степан, будь друг, позови-ка мне его сюда.

– А пойдёт? – усомнился я, помня реакцию мальчишки.

– Пойдёт. Ты скажи… скажи своему приятелю, что дядько пообещал ничего ему не делать. – при этом "дядько" прозвучало в таких явных кавычках, что я понял – это своеобразный пароль для мальца. Сразу припомнился "дядько Юрас" из его лексикона.

– Ага! – я кивнул и направился к двери. Уже на выходе Щербачёв расширил свою просьбу:

– И ещё – поговорю с ним наедине.

Вот так-то. Что за попутчик мне попался, интересно, что его сам городской голова, то есть, воевода знает? Я вышел во двор и направился к "укрытию". Градоуправитель, едва я скрылся за дверью, громогласно потребовал к себе кого-то в кабинет.

– Иди, общайся, – сказал я Мишке, который так и прятался за липой.

– Он меня узнал? – судя по голосу, пацан был взволнован, но вряд ли напуган.

– Вроде бы, да, узнал.

– И что сказал?

– Сказал, что дядько обещал тебе полную неприкосновенность.

– И всё?!