Постепенно она начала верить в это.
Мало-помалу Ева научилась входить на кухню и не видеть перед собой кровь и битое стекло.
А затем ее лицо приобрело свое обычное выражение.
Аннабел Хоган сказала Пегги Пайн, что они никогда не узнают правды о случившемся в коттедже, как ни спрашивай. Пегги Пайн ответила, что их лучше вообще ни о чем не спрашивать. Лучше думать о приятных вещах вроде свадьбы Патси, продажи Лисбега и переезда в помещение над магазином. Когда люди узнают, что Лисбег может поступить на рынок, на Аннабел посыплются настолько заманчивые предложения, что бедный Эдди Хоган перевернется в гробу.
— Он перевернется от радости, — сказала Пегги Пайн. — Эдди всегда хотел для вас обеих самого лучшего.
Слова были правильные. После этого Аннабел стала относиться к таким предложениям всерьез.
Бенни обнаружила, что летний семестр в университете можно было сравнить с шестью неделями пребывания в незнакомом городе. Он сильно отличался от всего, что было раньше. Дни стояли длинные и теплые. Они брали учебники, шли в парк Святого Стивена и занимались в садах за Ньюмен-хаусом.
Ей всегда хотелось спросить, откуда взялись эти сады и кто ухаживает за ними. Судя по всему, они принадлежали университету. Место было тихое и незнакомое. В отличие от всех остальных мест Дублина, которые она изучила вместе с Джеком.
Иногда она оставалась на ночь у Евы в Дунлаогхейре, а иногда они вместе ездили домой на автобусе. В коттедже Евы стоял большой диван; время от времени Бенни спала на нем. Мать, занятая планами и переоформлением магазина, только радовалась, что дочери есть с кем поговорить. Подруги называли это занятиями, но на самом деле болтали о том, что фуксии начали давать бутоны, а старые розы расцвели. О Нэн, Джеке и случившемся на вечеринке они говорили очень редко. Это случилось слишком недавно и было слишком болезненно.
— Интересно, куда они ездили, — однажды ни с того не с сего сказала Бенни. — Кое-кто говорил, что видел их в Нокглене, но где они могли ночевать?
— Они ночевали здесь, — просто ответила Ева.
Бенни не требовалось говорить, что они делали это без ее согласия и ранили Еву в самое сердце. Она видела в глазах Бенни слезы.
Наступило долгое молчание.
— Наверное, она потеряла ребенка, — сказала Бенни.
— Думаю, да, — ответила Ева.
Внезапно она вспомнила о проклятии, которое ее отец наложил на Уэстуордов.
И о том, скольким из них действительно не повезло.
Может быть, оно продолжает действовать? Может быть, отпрыск Уэстуордов не случайно не дожил до своего рождения?
Мистера Флуда направили к новому молодому психиатру — судя по всему, очень доброму человеку. Он слушал мистера Флуда целую вечность, а потом прописал ему лекарство, после которого монахини на дереве исчезли. Более того, теперь мистера Флуда смущало, что когда-то он верил в их существование. Скорее всего, это был оптический обман. Такое могло случиться с кем угодно.
Десси Бернс говорил, что все беды Ирландии объясняются пьянством. Кого ни встретишь, все идут либо в пивную, либо из нее. Всё должно быть в меру. Лично он отныне становится умеренным пьяницей. То есть не будет напиваться до безобразия, но пить все же не бросит. В пабе Ши говорили, что умеренность — понятие растяжимое. Но даже если мистер Бернс всего-навсего перестанет надираться во время ленча, это уже будет большим шагом вперед.