Баглачева волость

Вот уже второй день он шел на запад. Паника от осознания того, что он совершил ошибку и, возможно, никогда не вернется домой прошла. И теперь на первом месте был вопрос выживания. Ему нужно добраться до людей. Или хотя бы до реки. Он знал, что рано или поздно выйдет к Клязьме. Она текла в этих местах по широкой долине. Километрах в двадцати от точки прибытия. Появление реальной цели придало ему сил и воодушевило. А еще вчера он поймал ежа. Убил его и съел. Сырым. Кляня руководителей эксперимента, что не додумались выдать им хотя бы минимум средств для выживания. Хотя бы огниво.

От воспоминаний о вчерашней трапезе его передергивало, но надолго отогнать их у него не получалось. Он разделил тушку несчастного животного на два раза. На удивление, его разболтавшаяся пищеварительная система приняла эту еду. И теперь он чувствовал себя немного добрее. По крайней мере, силы, чтобы продолжить путь, появились.

Внезапно начался крутой спуск. Бесконечный лес вдруг кончился, и он вышел на обширный луг, поросший местами кустарником, кое-где пересеченный скромными дубовыми зарослями. Долина Клязьмы, понял он. В паре километров вдоль горизонта протянулась темная полоса деревьев. А вот и река.

Идти по некошеному лугу было тяжело. Трава по пояс не давала идти. Но разве это препятствие после пяти дней блуждания по лесу? Продравшись через густую стену черемухи, шиповника и мелкой дубовой поросли, он, наконец, вышел к Клязьме. Вдоль высокого обрывистого берега проходила хорошо протоптанная тропа, а с двух сторон от нее виднелась поросшая низкой травой колея от двух колес.

Бредя по пустынной тропе, он поймал себя на мысли, что был здесь. Когда-то давно. И совсем недавно. Или будет. Ему ужасно захотелось домой. Казалось, вот-вот за поворотом появится спина их инструктора. Но за поворотом оказывался новый изгиб тропы, а за ним — следующий. И даже прекрасное солнечное утро не могло прибавить ему радости. Только горечь утраты.

Где-то там должен быть Владимир. Если точка его прибытия была рассчитана верно, то Владимир сейчас — большая дряхлая деревня, в которой живет чуть больше тысячи человек. Но всё равно ему стало жутко интересно оказаться в этом городе. Взглянуть на некогда величественные развалины его деревянного кремля, увидеть еще не срытые валы и не до конца заросшие рвы, посмотреть на Владимирский тракт и, если повезет, гонимых по этапу в Сибирь ссыльных и каторжан. Эти мысли придавали ему сил. Несмотря ни на что он явственно ощущал свое предназначение в этом мире — изменить историю, просветить Россию, возвысить её, не допустить коммунистов к власти!

— Алло, Святослав?

— Да, Максим Владимирович, слушаю Вас.

— Я бы хотел с Вами встретиться. Точнее с э-э-э… Ковалёвым. У меня есть к нему пара вопросов.

— Я знал, что Вы рано или поздно позвоните по этому вопросу. Когда Вам будет удобно? Ефим Федорович всегда дома.

— Ну, не знаю. Сегодня было бы кстати. Завтра я дежурю.

— Хорошо, тогда встречаемся на прежнем месте. Через час. Успеете?

— Да, конечно.

— Тогда до встречи!

— До встречи, — ответил Макс, выключив телефон.

Он рассудил так, если Ковалев и Святослав знают о путешествии во времени, то у них тоже должны быть какие-то доказательства этого. Возможно, они знают, где находятся эти озера. Было бы просто замечательно, если бы они отвезли его туда, и он сам смог бы убедиться в правдивости всей этой истории. Если все так, как рассказала Лидия Ивановна, возможно субстанция еще активна. Про то, каким образом он будет это проверять, Максим не думал, решив действовать по обстоятельствам.

В назначенное время Святослав встретил его на площади у фонтана. С ним был друг. Долговязый очкарик с взъерошенными черными волосами, длинным носом и претензией на моду 90-х. В этом ему помогала темная, отливающая серебром рубашка, резко контрастирующая с псевдогавайским стилем Святослава, и черные джинсы. Застегнутая не на все пуговицы рубашка была одета навыпуск и нехотя показывала несколько колец от толстой и блестящей металлической цепи, на конце которой наверняка висели скромные ключи от ничем не примечательной квартиры. Он сутулился и напоминал какую-то цаплю. Они со Святославом были разительно не похожи внешне и одновременно удивительно близки внутренне. Даже манера речи у них была одинаковой. Одинаковые словечки, одинаковые непонятные шутки, одинаковые нудные темы разговоров. Звали молодого человека Гоша. Или Игорь.

На старом 41-м «москвиче» Свят и Гоша привезли Макса в Коняево. К дому у кладбища. Дом — изба пятистенка, был разделен на две квартиры. Земельный участок, на котором стоял дом, тоже был разделен. Два приусадебных участка отличались друг от друга не меньше, чем Гоша отличался от Свята. Левый участок был жутко запущен. Трава в нем стояла до пояса, сад зарос порослью молодых плодовых деревьев, которые, казалось, еще чуть-чуть и образуют свою собственную дикую экосистему, сплошь заселенную эндемиками. Теплица на левом участке наполовину разрушилась и стояла без стекол, оккупированная зарослями малины, в которой как-нибудь обязательно должен был засесть медведь. По всему участку валялся всякий хлам: ржавая сломанная детская коляска, рама от велосипеда, дырявый ржавый таз, трухлявые доски, эмалированный и когда-то красный чайник, отвратительная серая зимняя куртка, которая, казалось, самостоятельно сползла и пыталась сбежать от не менее отвратительного хозяина. И несколько пар рваной обуви.

— Тут Коля Пяткин живет. Бухает, — пояснил Свят, — Ефим Федорович боится, что как-нибудь он весь дом спалит. Особенно зимой.