— Ее оперируют, — говорю я. — Больше ничего не известно.

Его глаза за очками округляются.

— Это серьезно.

Я разворачиваюсь к нему спиной и ухожу. Не хочу его знать.

Как только я захожу в дом, ко мне выбегают дети, и уже в следующую минуту мы все плачем на диване.

— Когда мы увидим маму?

— У нее на голове останется шрам?

— Они сбреют ей волосы?

Вильям и Белла беспрерывно задают вопросы, я пытаюсь их успокаивать, хотя ни одного ответа у меня нет.

— Идите домой, — говорю я Гун-Бритт и Оке. — Спасибо за помощь.

— Если нужно, мы останемся, — отвечает Гун-Бритт.

Не нужно. Не хочу слушать ее странные обвинения. Я должен сам заботиться о собственных детях. Их мама лежит на операционном столе, и наше будущее неизвестно.

— Сюда едет сестра Бьянки, — говорю я. — А мы сейчас что-нибудь съедим и снова поедем в больницу.

— Сколько времени будет длиться операция? — спрашивает Оке.

— Неизвестно. Несколько часов. Потом понадобится время, чтобы она пришла в себя после наркоза.

Я спрашиваю у детей, помнят ли они тетю Сиенну. Вильям качает головой.

— Странное имя, — произносит Белла. — А у нее есть дети?

— Взрослые. Им лет по пятнадцать.

— Такие же, как Фабиан, — говорит Белла.

Да. Хотя надеюсь, не такие. Но вслух это, разумеется, не говорю.