— Я беспокоюсь о тебе.

— У тебя нет такого права. — Мой голос был холодным. — Ты мне не мать и не отец, не брат и не дядя, ты мне — никто. Учитель, который со всеми пытается быть милым. Не тебе меня судить, лицемер.

Я пожалею об этих словах, но потом. В тот момент я была зла. Все, что было связано с Жаком, выражало во мне самые сильные эмоции. От тепла, разливающегося по всему телу, до жгучей ненависти к любому, кто скажет о нем то, что мне не нравится.

— Ты такая наивная. Думаешь, он тебя любит?

— Нет, не думаю. Я знаю, что он меня не любит. Думаешь, для того, чтобы целоваться и обниматься с человеком, обязательно нужна любовь? Да кто из нас наивный?

— Ты слепа. Не видишь очевидных вещей.

— А ты глухой. Не слышишь, когда тебе говорят в сотый раз.

Еще с минуту мы пронзали друг-друга взглядом, не смея отводить глаза. Потом Макс тяжело вздохнул и, встав со стула, начал собирать свои пособия и учебники в черную кожаную сумку.

— Хорошо, я ничего не скажу твоим родителям до тех пор, пока ситуация не покажется мне слишком опасной.

«Ты с ума сошел?» — подумала я. Мне было отвратительно мерзко от его слов. Да в школе за партой опасней сидеть, чем проводить время с Жаком.

— Доброй ночи, Софи.

С беспристрастным выражением лица он покинул комнату оставив мне какую-то оглушающую пустоту. Ненавидела я такое. Ненавидела, когда меня намеренно доводили до состоянии придорожной лужи, а потом оставляли в одиночестве.

Я чувствовала себя разбитой. В руках вяло лежал фотоаппарат, где виднелась все та же фотография. На столе валялись ручки, карандаши и мятая зеленая тетрадь, светильник еле-еле освещал комнату желтоватым светом, от которого в тот момент мне было совсем тошно.

Я, сама не зная почему, бросилась к своему мобильному телефону и со скоростью свету нашла в контактах «его» номер. Восемь цифр. Эти восемь цифр, что я так и не удосужилась выучить наизусть. Просто мы никогда не звонили друг другу, и в этом не было нужды. Да и сейчас тоже… Что я скажу ему? Начну жаловаться? Плакать в телефон? Просить, чтобы он забрал меня отсюда? Как глупо это бы было.

Телефон полетел к тетрадкам на столе, а я на кровать. Уткнувшись носом в перьевую подушку, я начала вспоминать Жака. Стараться восстановить в мыслях его образ. Его шею, глаза, нос, руки, спину… Думать о нем было гораздо легче, чем видеться с ним. В мыслях он всегда рад меня видеть, а наяву я вечно боюсь ошибиться, сделать что-то не так, потревожить его. Макс прав, у меня нет его любви, но и ту малую долю симпатии, что мне удалось схватить, я не хочу потерять. Пусть так. Пусть без любви. Но он у меня есть.