Оказалось, как в воду глядел. Стоило мне поинтересоваться, что именно он скажет царю, если речь пойдет о предполагаемом бегстве Иоанна Васильевича в Новгород, когда станет известно о предполагаемом набеге Девлета, как князь тут же напрямую выпалил:

— Яко мыслю, тако и поведаю. Негоже пред государем за душой таить. Когда надобно грады да селища защищать, царь с ратниками должон быть. И им полегче станет, ежели они знать будут, что царь с ими заодин.

— Им, может, и полегче, а вот тебе, светлый князь, как я мыслю, оттого придется лишь тяжелее. Ведь тогда ты будешь обязан каждый свой шаг делать только по его повелению и не иначе. Придумал что-то — надо поначалу спросить дозволения у царя, а потом еще дождаться обратного гонца. Времени уйдет столько, что страшно подумать. И может так получиться, что, пока гонцы катаются туда-сюда, надо менять первоначальную задумку. Значит, опять посылать царю весточку?

Князь призадумался. Мысль о том, что царь своим трусливым бегством вольно или невольно развязывает самому Воротынскому руки, явно не приходила ему в голову. А я продолжал:

— И хорошо, коль государь снова одобрит, а ежели нет? Скажет, иначе надобно, повелеваю вот так поступить, а не эдак, и что тогда?

— Коль умно сказано, отчего не поступить инако, — прогудел Михаила Иванович.

Тихо так прогудел. Это значит, что я его почти допек. Нет пара у паровоза, выдохся он. Уж больно аргументы убедительные, и крыть их нечем. Но я все равно не отстаю — дожимаю:

— Не ошибается только господь бог, а мы все — люди, и божьи помазанники тоже. Но платить за ошибки будут иные головы. Много их поляжет в сырую землю от сабель татарских. А те, что хан Девлет не снесет, сам Иоанн Васильевич потом на плаху положит. Раз упустили татар, значит — измена. Я хоть и недолго на Руси пребываю, но вижу — она ему всюду мнится.

— Всюду мнится, да не всюду есть, — набычился князь.

— Да я-то тебе верю, Михаила Иванович, что ты за Русь всю кровь по капле отдашь, и убеждать меня в том не надо, — выспренно произнес я — без патетики в деле убеждения Воротынского не обойтись. — А вот кое-кто в Пыточном дворе нипочем не поверит.

— Мыслишь, без государя мне полегше станет? — задумчиво произнес Михаила Иванович.

Ну слава тебе господи, дошло. Вроде бы незатейливая мысль, а ведь я чуть ли не полчаса потратил на доводы. Одно радует — не зря. Хотя погоди-ка. Не рано ли я ликовать собрался?..

— Токмо негоже оно как-то. Выйдет, что я с тайным умыслом убеждать его примусь, чтоб он в голове войска не вставал.

— А ты, князь, про святую ложь слыхал? — осведомился я. — Это когда человек недоговаривает, а всем от этого только лучше. И царю, потому что ему в Новгороде спокойнее, и тебе сподручнее, стало быть, надежд на победу больше, а коль так, то получается и всей Руси одно лишь благо.

— Хитер ты, Константин Юрьич, — крутанул головой Воротынский. — И впрямь выходит, что лучше сказать не то, что мыслишь, хотя…

Опять «хотя»! Да что ж это такое?! Разубедить! И срочно!

— А ты сказывай лишь то, что мыслишь, но не все, — посоветовал я. — Никто ж не просит тебя излагать причины, по которым ты советуешь остаться царю в Новгороде. Он будет думать, что ты радеешь только о нем? Пускай. А если он у тебя спросит совета, так и ответь: «И впрямь, государь, лучше бы тебе летом там побыть». Получится искренне и честно. А Девлета ты, Михаила Иванович, непременно побьешь.

Моя уверенность, очевидно, передалась и князю, хотя он — видать, одного раза показалось мало — переспросил еще разок:

— Мыслишь, побьем крымчаков?

— Убежден, — еще тверже ответил я.