В конечном счете в этом заключалась самая большая правда американской системы правосудия: жизнь каждого человека является еще одним персональным делом.
Джесс оказалась на проспекте Калифорния, не помня, как она вышла из здания суда. На нее было непохоже, чтобы она точно не знала, что делает, подумала она, чувствуя, как ее пробирает холод даже через двойной твидовый жакет. Сотрудники метеоцентра все еще предсказывали возможность снегопада. Предсказывать возможность, мысленно повторяла она, находя интересной такую концепцию. Она потуже запахнула свой жакет и прибавила шагу.
— Я все равно что голая, — произнесла она вслух, зная, что никто не обратит внимания. Просто еще один срыв системы правосудия, подумала Джесс, и под влиянием мимолетного импульса села на шестидесятый автобус, который шел в центр Чикаго.
«Что я делаю?» — пробормотала она про себя, садясь недалеко от шофера. На нее было непохоже поступать, повинуясь импульсу. Порывы — это удел тех, кто не контролирует свои действия, размышляла она, закрыв глаза. Ровный рокот мотора отдавался в ней вибрацией.
Джесс не знала, как долго ехал автобус, перед тем как открыла глаза. Как не знала и то, когда впервые поняла, что женщина-присяжный заседатель с золотисто-каштановыми волосами и мягкими серыми глазами сидела в задней части автобуса. И совсем не была уверена, когда именно она решила последовать за этой женщиной. Конечно, это совсем не было связано с сознательным расчетом. И все же именно это она делала полчаса спустя, выйдя из автобуса чуть позже женщины, следуя за ней на проспект Мичиган, следя за ней с расстояния, может быть, двадцати шагов. С какой стати она так поступает?
Пройдя несколько кварталов по проспекту Мичиган, женщина остановилась у витрины ювелирного магазина. То же самое сделала Джесс, смотря невидящими глазами на драгоценные камни и золотые браслеты, видя свое подергивающееся чудаковатое отражение в стекле, как будто это отражение пыталось разглядеть, кто она такая. Она никогда не заходила в ювелирный магазин. Простенькое золотое обручальное кольцо было единственной драгоценностью, которую она когда-либо носила. Дон перестал покупать ей дорогие безделушки во время их совместной жизни, когда обнаружил, что они задвигаются в задний ящик комода. Она объяснила ему, что это не ее стиль. Она всегда ощущала себя маленькой девочкой, которая играет в одевание маминых вещей.
«Ее мать», — подумала она, когда женщина-присяжный заседатель двинулась дальше. Как могла она вообразить, даже на секунду, что эта женщина была чем-то похожа на ее мать? Эта женщина была примерно пяти футов и пяти дюймов роста и весила около 140 фунтов. А ее мать была почти на четыре дюйма выше и на десять фунтов тяжелее. Не говоря уже о различиях в цвете глаз и волос или в количестве употребляемой ими косметики, размышляла Джесс, убежденная, что ее мать никогда бы не стала мазать губы такой розовой губной помадой или применять такие яркие румяна. В отличие от ее матери эта женщина выглядела кокетливо и неуверенно, ее обильная косметика маскировала следы, оставленные на ней временем. Нет, между этими двумя женщинами не было ничего общего.
Женщина-присяжный заседатель остановилась у витрины другого магазина, и Джесс пришлось разглядывать уродливый набор кожаных сумок и коробок. Зайдет ли женщина в магазин? Сделает ли себе небольшое удовольствие? Как награду за хорошо выполненную работу? А почему бы и нет, подумала Джесс, осторожно поворачивая голову в сторону, когда женщина отворила дверь и вошла внутрь магазина.
Надо ли ей войти, думала Джесс, решив, что ей бы пригодился новый атташе-кейс: старый очень износился. Его ей купил Дон, когда она закончила юридический колледж, и, в отличие от своих ювелирных покупок, тут он не мог пожаловаться, что его подарком редко пользовались. Когда-то блестящая черная кожа теперь поцарапалась и запачкалась, швы протерлись, молния застревала на какой-то бахроме внутри. Может быть, пришло время выбросить старый и купить новый. Раз и навсегда порвать связи с прошлым.
Женщина вышла из магазина, держа в руке лишь коричневую сумочку, с которой вошла туда. Она подняла воротник темно-зеленого пальто, укрыв подбородок, и засунула в карманы руки в перчатках. Джесс, которая шла немного поодаль, поступила так же.
Они перешли мост через реку Чикаго, с одной стороны которой высилось здание «Рингли», с другой — башня газеты «Трибюн». Центр Чикаго отличался богатством архитектурных ансамблей, хвастливыми небоскребами вроде «Майс ван дер Ро», «Гельмут Ян» и «Брюс Грэм». Джесс частенько подумывала о том, чтобы совершить прогулку на экскурсионном катере вдоль озера Мичиган и по реке Чикаго. Но все как-то не получалось.
Женщина прошла немного, потом резко остановилась и обернулась.
— Почему вы меня преследуете? — сердито спросила она, нервно постукивая пальцами по рукаву своего пальто подобно тому, как спрашивает школьная учительница посыльного мальчика.
Джесс почувствовала себя маленькой девочкой, которая, к своему ужасу, должна отчитаться за свою проделку.
— Извините, — пробормотала она, опять соображая, что же она такое делает. — Я не собиралась…
— Я заметила вас в автобусе, но не придала этому значения, — заявила явно возбужденная женщина. — Потом увидела вас у ювелирного магазина, но подумала: что же, всякий имеет право заглядывать в ту же витрину. Я сочла, что это просто совпадение. Но когда вы оказались рядом и возле магазина кожизделий, я поняла, что вы следите за мной. Почему? Что вам нужно?
— Мне ничего не нужно. Честно. И я не следила за вами.
Женщина недоверчиво и вызывающе прищурилась, глядя на Джесс.
— Я… я не знаю, почему я пошла за вами, — призналась Джесс после некоторой паузы. Она не могла припомнить случая, когда чувствовала себя так глупо.
— Знаете, это произошло не из-за вас, — прервала молчание женщина, несколько расслабившись. — Может быть, вы это хотели узнать? Это было не из-за того, что вы сделали или сказали.