— Вот и верь после этого мужчинам, — сводит все в шутку Саммерс.
Добросив Лин до дома, Тэмзин уезжает решать семейные проблемы клиентов, а Элинор в обнимку с ворохом пакетов поднимается на шестой этаж небольшого жилищного комплекса. Это их первое совместное собственное жилье с мужем, и несмотря на скромные размеры, Лин быстро привыкла к квартире. После съёмных комнатушек она показалась ей просто шикарной, но Крис не собирался останавливаться на достигнутом и планировал расширяться после рождения ребенка. Она, конечно, ценила его рвение улучшить их финансовое положение, но сейчас ей чертовски не хватало мужа рядом. Его внимания, разговоров, прогулок и бессонных ночей.
— Скоро у тебя будет в избытке бессонных ночей, — улыбается про себя Элинор, выходя из лифта, и едва не врезается в молодого человека, которого практически не видно из-за огромного букета белых роз и белого плюшевого медведя размером с трехлетнего ребенка.
— Оу, это, наверное, мне, — предполагает Лин и попадет в точку.
Это невероятно мило и романтично. Крис хоть и не смог обводиться раньше, но решил порадовать скучающую супругу приятным сюрпризом. И хотя белые розы — не ее любимые цветы, она тронута знаком внимания до глубины души.
Через пару минут курьер удаляется, а маленькая прихожая становится практически непроходимой из-за сваленных впопыхах покупок и белого мишки.
— Я буду звать тебя Барни, — положив ладони на живот, она тихонько смеется, почувствовав приветственные толчки изнутри. — Слышишь, Барни, Джонас согласен со мной. Ты ему уже нравишься.
Подхватив игрушку и букет, Лин отправляется в кухню. От приторно-сладкого аромата роз кружится голова. Запах лилий тяжелее и насыщеннее, но именно этим цветам Элинор с детства отдавала предпочтение и никогда особо не задумывалась — почему.
Подсознательный выбор — очень часто самый верный и долговечный. Жаль, что доверяем мы ему только в раннем детстве, глядя на мир вокруг распахнутыми глазами, открытой душой и чистым сердцем, свободными от рассудительного голоса разума.
Элинор Хант почти не помнила лица матери, но ее голос, ласковые прикосновения и цветы, что дарил ей папа по особенным дням, сохранились в тайниках памяти.
Неясные, полузабытые образы, запахи и звуки; легкие, как первые штрихи на девственном холсте, и светлые, как утренний рассвет — они со временем померкли, стерлись под чернильными мазками других событий и воспоминаний, но оставили в наследство повзрослевшей девочке особое отношение к белым лилиям.
Лин не раз говорила об этом Кристоферу. Сын садовника не мог забыть, что его жена любит совсем не розы, но дарил неизменно их каждое день рождение и годовщину. Намеренно или нет — она старалась не анализировать. Наверное, у него были свои причины игнорировать желания Лин. Когда-нибудь она непременно спросит об этом, но не сегодня. Не в их особенный вечер.
Пока она наполняла вазу водой, мобильник снова пиликнул. Выключив кран, Элинор взглянула на высветившееся на экране сообщение:
— Сговорились вы что ли все сегодня, — с улыбкой бормочет Лин. С тактикой поражения у нее никогда особо не складывалось. Ещё в самом начале отношений она позволила Кристоферу взять главенствующую роль в их отношениях. Не потому, что за спиной принимающего решения мужчины проще и легче и дальше быть инфантильной избалованной девочкой, умеющей только рисовать и любить своего мужа. Вовсе нет. Она доверяла ему, как самой себе, и на сто процентов была уверена, что Крис не подведет. Эта железобетонная уверенность родилась в тяжёлые дни, когда каждый доллар доставался мужу с большим трудом, и окончательно укрепилась, когда умер его отец. Кристофер тогда потратил на его похороны последние сбережения, и их чуть не выгнали из съёмной квартиры. Ему пришлось работать днями и ночами в каком-то дешевом пабе, но он заплатил арендатору и купил жене набор акварели.
«У меня осталась только ты, детка, и я все для тебя сделаю» — так он сказал тогда, а она расплакалась от избытка чувств, от любви и благодарности.
Слезы накатываются на глаза и сейчас, стоит только воскресить в памяти то промозглое осеннее утро и коробочку с тюбиками краски, которую она сжимала в руках, как драгоценное сокровище.
Погрузив букет в вазу, она смахивает влагу с щеки и с блуждающей улыбкой дергает уголок открытки, виднеющейся между крупными бутонами. Сердце сладко сжимается, в груди теплеет, и хочется всхлипнуть от умиления. Развернув записку, Элинор пробегает глазами по ровным строчкам.