Савельев достал из кармана телефон и включил запись, развернув руку так, чтобы Ушакову было видно. Сам Савельев держался на безопасном расстоянии, у двери.

Из телефона зазвучала восточная музыка. За столиком Чайхоны сидел Дима лицом, мигрант – спиной.

– Я же сам тебя просил организовать нашу встречу, забыл? – пожал плечами Ушаков.

Сукин сын, пришёл добавки просить, подумал он. Верно говорят, шантажист всегда звонит дважды.

Но у Савельева была ещё одна запись. Куда более интересная. Дима услышал звук разбитого фонаря.

Тёмный экран.

Яркие фары.

Внедорожник.

И в свете фар однозначно и отчётливо было видно, как Рафик прыжком бросается под колёса.

Савельев намеренно замедлил запись, чтобы Дмитрий Алексеевич хорошенько успел всё рассмотреть. Про Лену говорить он не собирался. Тогда бы Ушаков понял, что кто-то знает, кроме них двоих. А чем меньше людей знает, тем дороже секрет.

Савельев был готов к тому, что Ушаков попытается вырвать у него запись, потому поспешно заметил.

– Копия в облаке.

У Димы зазвенело в голове, но Савельев не слышал этого звона. Он видел только стеклянные глаза Ушакова на его побледневшем лице. Ушаков стоял, как истукан. Что, получил, киндер?

«Ну и кто теперь из нас главный?» – усмехнулся про себя Савельев.

Вслух сказал, чтобы вернуть разговор в деловое русло:

– Что, если меня замучает совесть, Дмитрий Алексеевич, и я отнесу это в полицию?

Ушаков отморозился. На его лице появилось выражение, которое Савельев принял за уважение.

– Я тебя недооценил.

Савельев расправил плечи.

– Верно, Дмитрий Алексеевич, недооценили.