– Иди встречай, это к тебе.

Выйдя в коридор, я увидел стоящую в дверях Аню. Она со смущенным видом смотрела на меня:

– Сережа, привет! Ты меня приглашал. Я вот шла мимо и решила зайти. Извини, что без звонка.

Она еще что-то говорила, пытаясь скрыть стеснение, но я подошел к ней и, поцеловав, начал снимать с нее пальто. Девочка сначала сопротивлялась и говорила, что она только на минутку забежала и что ей надо еще в магазин успеть, но я уже повесил пальто на вешалку, оставил ее одну в прихожей приводить себя в порядок, а сам побежал на кухню ставить чайник. Услышав, что происходит что-то интересное, из своей комнаты вышла бабуля. Ласково поздоровавшись с гостьей, она взяла кухню в свои руки, а меня отправила к девочке.

Когда Аня вошла в комнату, я про себя подумал: «Вот это да!» Девочка была в новом платье, которое ей очень шло, и с той же прической, что и на новогоднем вечере. Мы с ней сели за стол. Лешке, который хотел примоститься рядом, я показал кулак, и он понятливо исчез в нашей комнате. Мы сидели, глядя друг на друга. Разговор пока не клеился, хотя я старался изо всех сил. Девочка была, наверное, настолько смущена своим визитом без предупреждения, что никак не могла прийти в себя. Но тут в комнату вплыла бабушка и сразу заговорила:

– Анечка! Да как ты похорошела! Ох, даже слов нет, чтобы сказать. Сережка, что ты как истукан сидишь? Ты что, не видишь, какая краля к тебе пришла? Давай быстро в магазин за тортом, одна нога здесь, другая там, а мы пока с Аней посекретничаем без тебя.

Я шел в гастроном на другой стороне улицы и думал о том, что если женщины чего-то очень сильно захотят, то этого не избежать.

Когда я вернулся, Аня уже чему-то заливисто смеялась вместе с бабушкой.

Увидев меня, бабушка обратилась к Ане:

– Ну вот и твой кавалер наконец явился, его как за смертью посылать. Ну ладно, я пойду, не буду вам мешать. Сидите пейте чай.

Мы с Аней общались часа два. Она рассказывала мне про учебные дела, а я поймал себя на мысли, что с интересом слушаю школьные новости. В голове даже промелькнуло, что, возможно, пребывание в молодом теле влияет и на сознание взрослого, заключенное в нем.

Аня спохватилась, что уже почти восемь вечера, а ей еще надо в магазин, и мы вместе отправились за продуктами. Я проводил ее. Она робко попросила меня зайти, но я, узнав, что ее отец дома, вежливо отказался, сославшись на то, что нужно готовиться к завтрашним занятиям. После чего она пообещала приходить ко мне, и, поцеловавшись, мы разошлись.

Незаметно прошло несколько дней. У меня оставалось последнее дежурство в оперблоке. Я надеялся, что, может, Бог есть на свете и он даст мне в это дежурство хорошо поспать. Когда я пришел на работу, до одиннадцати вечера действительно все было хорошо. Но затем нам позвонили из приемного покоя и сообщили, что санавиацией доставлен больной с тяжелой травмой и чтобы мы готовились к операции. Через полчаса мы все уже были готовы и ждали только больного. Анатолий Григорьевич, который сегодня дежурил, нервно расхаживал по коридору и в который раз повторял:

– Ну где же их черти носят?!

Второй хирург, спокойная женщина средних лет Алина Ивановна, его утешала:

– Толя, перестань дергаться, никуда твоя диссертация не убежит. И вообще, что это за мода – на дежурстве научную работу писать! Это надо делать дома, в тишине и покое.

– Ага, ты как будто не знаешь, какой у меня дома покой, – завелся Анатолий Григорьевич.

В этот момент двери лифта открылись, и к нам вкатили больного. Повисла тишина. Мы все молча смотрели на страдальца, у которого из живота торчала на полметра отпиленная суковатая верхушка ели.

Замерший Анатолий Григорьевич внезапно пришел в себя:

– Погодите! Не укладывайте на операционный стол, я сбегаю за фотоаппаратом.