Я улыбнулся:

– Ну ничего от тебя не утаить. Тогда слушай…

И выдал ему про свои далекие планы, чтоб сделать из этого полка костяк будущего войска Федора Годунова, что необходимо, поскольку с системой ратных холопов надо кончать. Да и юному государю будет поспокойнее, когда вся ратная сила сосредоточится только в его руках, а у бояр из числа самых именитых останется два-три десятка – не больше. Для почета – с лихвой, а что-то существенное с ними сотворить, вроде переворота или поднятия мятежа, он никак не сможет.

– Дельно, – аж крякнул он от удовольствия. – Погоди, а командовать-то кто ими станет? Ведь в воеводы все одно – бояр ставить придется.

– Зачем? – пожал плечами я. – Когда новые полки по новой системе будут в царских руках, то можно назначить кого угодно, и лучше из худородных. А чтоб бояре не обижались да не сетовали на тебя с обидой, вовсе их к войску не подпускать. Мол, хотел бы поставить, да вовремя вспомнил, что эдакими голоштанными ратниками командовать потерькой Отечества может обернуться, потому и не стал.

Борис Федорович смеялся долго.

Взахлеб.

– А ведь они и впрямь не изобидятся на меня, коль я им таковское поведаю. – И, вытирая платком глаза, протянул: – Ох и лукав же ты, Феликс Константинович. – Кивнул согласно. – Что ж, дело доброе, хошь и растянутое на десяток лет, не меньше. Ну и пущай. Зато внуки мои жить без опаски станут.

– А ты меня, государь, отрываешь от столь важных забот, – обратился я к нему с вежливым упреком.

– А ты еще не забыл, что покамест пребываешь учителем философии? – вопросом на вопрос ответил Годунов. – К тому ж слово тебе дал в ближайший месяц вас с царевичем не разлучать. Али запамятовал о своей же просьбишке? – удивился он. – Дивно. Вроде вчерась токмо выказал ее, а ныне уж и позабыть успел. – И заулыбался, всем своим видом призывая меня присоединиться к нему.

Пришлось улыбнуться за компанию.

Но Борис Федорович недолго пребывал в игривом расположении духа. Спустя несколько секунд он уже посерьезнел и осведомился:

– Ныне слыхал ли, что самозванец, о коем я тебе сказывал, решил? Он поход супротив меня удумал. Собрал голытьбу с Сечи, воров, кои в Литву из моей державы утекли, шляхту из тех, у кого всех владений – драный кунтуш да щербатая сабля, и пошел. Во как! – И неуверенно засмеялся, призывая меня последовать его примеру.

Пришлось выжать сдержанную улыбку, но тут же предупредить:

– Мыслю, что навряд ли такое безумие пришло ему в голову без посторонней помощи.

– А тут и мыслить неча, – отмахнулся он. – Знамо дело, бояре мои ему споспешествовали. Думаешь, сам не ведаю, что хошь и испекли сего самозванца на ляшской печке, да вот заквашивали его московские пирожники. – После чего неспешно открыл миниатюрным ключиком небольшой деревянный резной ларец и, достав оттуда какой-то свиток, сунул его мне: – Для начала зачти-ка, а опосля с тобой и потолкуем.

Я внимательно осмотрел тяжелые вислые печати – и когда успел заказать? – затем больше ради проформы и заранее зная ответ, поинтересовался у царя:

– От него?

Годунов молча кивнул в ответ.

– Понятно, – вздохнул я и углубился в свиток.