— С чего думаете начать? — спросил Дробышев на одной из встреч.

— Попытаюсь устроиться в Кубсоюз…

— Почему «попытаюсь»?

— Устроюсь…

— Именно так. А потом?

— Организую ячейку.

— Кстати, имейте в виду: «ячейка» — очень модное слово у большевиков. Советую чаще его употреблять. Кубсоюз — то, что надо, но я бы отдал предпочтение небольшой артели. Надежнее: все на виду.

Мацков терпеливо выслушивал инструктажи, задания и, кажется, все понимал, но Дробышев и Намитоков уже в который раз напутствовали, что он должен делать в России.

— Как можно быстрее установите связь с полковником Бересневым, который должен находиться в станице Самурской или Ханской. Полагаем, что он придерживается данных ему инструкций, однако мы весьма обеспокоены продолжительным молчанием полковника. Так ему и передайте. Не найдете Береснева, попытайтесь связаться с самим Рутецким-Беловым и у него навести справки относительно посланной к нему связи.

Мацков обещал выполнить это задание Дробышева, хотя сомневался про себя в успехе своей миссии. Поинтересовался паролем для связи с Бересневым.

— Пароль получите, — сухо сказал Намитоков, дав понять, что всему свое время.

Со слов своих опекунов Мацков узнал, что незнакомый ему Береснев, ранее заброшенный на Кубань, якобы сколотил отряд зеленых чуть ли не в триста человек и должен был поддерживать отряд полковника Рутецкого-Белова. Еще поручалось привезти или найти возможность переслать в Константинополь не больше и не меньше как декларацию, в которой бы содержалось несогласие представителей отделов с монархическими тенденциями в среде кубанской эмиграции, претендующей на представление Кубани за границей. Мацков не сразу понял смысл этой просьбы Дробышева и просил разъяснить подробнее.

— Декларация — это своего рода грамота, — пояснял Дробышев, — которая давала бы формальное право заграничной Кубанской раде сноситься с иностранными державами, заключать с ними военные и экономические договоры.

Он посмотрел на Мацкова и, не будучи уверенным, что до того дошло, добавил:

— Отделы нас как бы уполномочивают от имени Кубани вести внешние дела.

Дробышев напомнил и о прожекте, над которым корпел, и просил поинтересоваться у казаков, как они отнесутся к положениям, касающимся иногородних.

За всеми этими потугами Дробышева стояла грызня в стане эмиграции между монархистами и самостийниками из-за дележки подачек на пропитание, которые подбрасывали французы, англичане и американцы. Но об этом на инструктажах умалчивалось.

— Какая у вас возможность, какая возможность! — подбадривал Дробышев Мацкова. — Успех вашей благородной миссии обеспечен и тем, что вы человек грамотный. Если хотите — светлячок в темной, забитой нуждой мужицкой массе, к которому, вот увидите, потянутся казаки, как мотыльки на свет. Нужно только умело ловить мотыльков.

На этом подготовка к заброске Мацкова в основном закончилась. Обучение зашифровке донесений, которые он должен был направлять в Константинополь, откладывалось на самые последние дни, когда Мацков будет уже на судне.

В сентябре 1922 года его с трудом устроили помощником повара на плавающий под турецким флагом корабль «Гурдистан», направлявшийся в Батум за марганцем.