Намитокова больше всего заинтересовали обстоятельства бегства Мацкова из Новороссийска. Он с ходу задал ему много вопросов, уточняя детали проникновения на «Апостолос», место расположения тайника на судне, кто его видел из судовой команды, знают ли матросы его имя и другие подробности бегства в Турцию.

Мацков и тут отвечал весьма красочно, подчеркивая опасности, которые подстерегали его на каждом шагу, и, видимо, покорил непроницаемого черкеса.

— У вас остались там надежные люди? — спросил Намитоков. — В Новороссийске, Екатеринодаре…

На ум сразу никто не приходил. Надо было подумать, кого назвать, а Намитоков не сводил с него глаз. Адъютантская служба приучила Мацкова ко многим неожиданностям, но он всегда выходил из довольно сложных ситуаций: что именно хотели от него услышать, то и говорил, чтобы не разгневать тех, кому он служил.

— Могу положиться на свою многочисленную родню и только на тех, кого лично знаю. Таковых у меня немало, но они разбрелись, притихли, — уходил от прямого ответа Мацков. — Есть даже в Грузии…

— Где вы были в Грузии?

— В Тифлисе и Батуме.

— А скажите, Мацков, кто знает о вашем отъезде за границу?

— Никто.

— Не торопитесь. Подумайте.

— Да, совсем упустил… Переводчик, конечно, и его дочь. Больше никто.

Мацкова попросили выйти в коридор и там обождать. Намитоков и Дробышев долго совещались за закрытыми дверьми, решая судьбу бывшего адъютанта, в преданности которого они не сомневались. Он им понравился еще и своей покорностью. Мацков ходил по коридору и молил бога помочь ему вылезти из бездны, в которой он оказался, и прибиться к счастливому берегу. В Константинополе такого берега он под собой не почувствовал. Его словно покачивало на мелкой волне, как бревно среди мусора, попавшего в море, и конца этой качке не было видно. Заодно он проклинал большевиков, которых не было на турецких берегах и они не стояли над его душой, а поэтому он мог поступать, как ему заблагорассудится, не опасаясь их вмешательства в свою судьбу. Его страшила больше улица и даже порог дома, где он находился, как некая зловещая черта, переступив которую, он окажется никому не нужным, даже если будет подыхать под забором. В ожидании ему ничего не оставалось, как гадать о возможных предложениях, но то, что он услышал, никак не приходило в голову.

— Вы согласны с нами работать? — спросил Намитоков, ничего не поясняя.

Мацков, не задумываясь, тут же с напускным удивлением ответил:

— Господа, что за вопрос… Я в вашем распоряжении. — Он посмотрел на Дробышева, как бы спрашивая, правильно ли сказал, а тот переглянулся с грозным Намитоковым.

Ему предложили вернуться в Россию, которую он покинул, как полагал, навсегда. Мацков какое-то время стоял, как загипнотизированный, но на его собеседников это не произвело заметного впечатления. Их трудно было удивить какими бы то ни было сценами из жизни эмигрантов.

Получив согласие Мацкова, Намитоков стал его временным опекуном, взяв подопечного на полное иждивение и изолировав от внешнего мира. Намитоков и Дробышев усердно распространяли слух о том, что Мацков уехал в Прагу, а оттуда на лечение в Швейцарию. Поначалу они не раскрывали ему всего того, что предстояло делать в России, иногда приводили к нему бывших высокопоставленных особ, которые излагали свои прожекты, что и как следовало бы предпринять, чтобы укротить русского мужика и расправиться с большевиками. Мацков всем представлялся как Зимин Александр Иосифович, штабс-капитан, больше слушал, а о своих политических взглядах говорил путано, пытаясь, как всегда, подстроиться под собеседника. Почти все посетители старались выяснить его отношение к царю и церкви, самостийности Кубани, знание уклада жизни казачества и многое другое.

После того как Намитоков и Дробышев пришли к заключению, что Мацков выдержал проверку, ему объявили о предстоящем отъезде в Грузию, а оттуда на Кубань, поскольку эта дорога ему была хорошо известна. Существо задания сводилось к организации на Кубани подпольных групп на базе мелких артелей. Авторы этого плана воспользовались тем, что большевики в то время допускали частную инициативу. Это должны быть небольшие мельницы, лесопилки, маслобойки, сапожные мастерские или что-то подобное с числом компаньонов три — пять человек. В дело рекомендовалось вовлекать только надежных людей.

— Нам нужны и подпольные группы и деньги, — разъяснял Дробышев, — для поддержки действующих там зеленых, а здесь нас, иначе мы все подохнем с голоду.

Однако это было далеко не все, чего от него хотели. Задания Мацкову прибавлялись на каждом инструктаже, но от кого они исходили, Дробышев и Намитоков ни разу не обмолвились, а Мацков не решался спросить.