– В каком смысле напряженно? – выдавливаю я.

– Мы слышали, что он бурно извинялся и клялся. Что бы он ни натворил, он… о чем-то сожалеет. – Кортни явно очень довольна.

И зачем я спросила? Я знала, каким будет ответ.

– Все же не доказывает, что она настоящая. – Я издаю притворный смешок, пока мое сердце вырывают из груди. – Ладно, потом увидимся, – говорю я, пока они смеются.

Выходя из очереди, я останавливаюсь у лестницы, чтобы перевести дыхание, в груди у меня все сжалось. Не хочу делать выводы на основании сплетен, но учитывая мою любовную историю, трудно этого не сделать. Когда Оуэн вышел из моей комнаты сегодня утром, он, вероятно, осознал, что хочет быть с Козимой и жалеет о том, что было со мной. И он позвонил ей извиниться.

Я думала, что все сделала по-другому, когда влюбилась в Оуэна. Он говорил, что я раз за разом выбирала неправильных парней – я думала, что он-то правильный. А вместо этого я сделала то же самое, что и всякий раз до этого. Будто я не могу избежать ситуации, в которой оказываюсь выброшенной и замененной.

Краем глаза я замечаю, что Джоди идет к двери.

Спросить ее о роли Джульетты означает снова поставить себя в такую ситуацию. Джоди может отказать, и тогда мне придется наблюдать, как Алисса забирает все, что заслужила я. Но я должна попытаться. Я рада, что попыталась с Оуэном. Я в глубине души знаю, что рада. Даже если с ним все закончилось, не успев начаться, у меня сейчас нет времени расклеиваться. Эта пьеса слишком важна.

Я подхожу к Джоди, обходя всех по пути. Ее рука на двери. Я проскальзываю перед ней, не давая ей выйти, и ее выражение лица становится строгим.

– Мне очень жаль, что вчера так случилось, – говорю я на одном дыхании. – Это было непрофессионально и неуважительно с моей стороны к вам и ко всем задействованным в этой постановке.

– Да, было, – говорит она, не дрогнув. – У меня сейчас нет на это времени. Я с тобой поговорю после представления.

– Нет, нам надо поговорить сейчас, – отвечаю я ей. Я и раньше дерзила Джоди, но такая наглость удивляет даже меня саму. Это определенно привлекает ее внимание – она опускает руку, которую держала на двери, и скрещивает руки на груди. – Вы должны вернуть мне роль, – продолжаю я, прежде чем она упрекнет меня.

Удивление присоединяется к строгости в ее взгляде.

– Это еще почему?

– Я раньше не думала, что могу почувствовать связь с Джульеттой. Я думала, что она дура, потому что бросает все ради парня, который и флиртовать толком не умеет. – Джоди поднимает бровь, но не улыбается. – Но теперь я ее понимаю. – Я медлю, надеясь, что она захочет услышать продолжение.

– Что ты понимаешь, Меган? – говорит она устало.

Ободренная этим, я продолжаю:

– Все иногда бывают такими дурами или дураками, как Джульетта. По крайней мере всем следует так делать. Джульетта осмелилась отдать свое сердце чему-то. Это ее заставляет идти на безумства – безумства вроде спора с режиссером в центре набитого людьми лобби отеля ради того, чтобы попросить о том, чего она, возможно, не заслуживает. – Теперь Джоди чуть ухмыляется. – Я готова стать такой. Отдать свое сердце. Я хочу быть Джульеттой – для вас, для всех, с кем я работала над этой пьесой, и для себя. Я этого хочу.

Я завершаю свой монолог – самый страстный из тех, что когда-либо произносила, и за этим следует ужасное мгновение тишины. Не во всем лобби тишина, разумеется, но она между нами; это молчание пустой сцены перед тем, как поднимется занавес.

– Наконец-то, – говорит она. – Я не пришла с тобой вчера поговорить, потому что надеялась, что ты придешь ко мне. Ты великолепный режиссер, Меган. Я видела бесчисленное количество раз, как ты разбирала и объясняла персонажей, делая всю работу, кроме произнесения реплик. Я дала тебе роль Джульетты, потому что знала, что ты можешь, но я хотела, чтобы ты сама поняла, что можешь.