Климент Александрийский – очарование философией

В эллинистическую эпоху Александрия приняла на себя славу Афин, став научной столицей Римской империи. Встреча христианской проповеди с греко-римской культурой открыла путь к взаимному общению и обогащению. Александрия, с ее блистательной культурной историей, как нельзя лучше подходила на роль площадки для такого диалога. Около 180 года Пантен, обратившись в христианство от стоицизма, основывает в Александрии катехизическую школу.109 Вторым главой школы становится его ученик Климент Александрийский (150-215 гг.). Вслед за Иустином Философом, Климента можно по праву считать одним из основателей христианского богословия. Дж. Реале так характеризует его деятельность: «Он был блистательным инициатором школы, которая защищала и углубляла веру с помощью философии»110. Климент неустанно искал гармонии между верой и знанием, «поставив на службу вере истинные сокровища, созревшие в недрах различных философских систем»111

Видя противоречия различных философских школ, Климент Александрийский ясно понимает, что философия сама по себе не может служить критерием истинности. Философия не делает веру более сильной, но она играет роль бастиона защищающего веру от нападок противников истины. Таким образом, Климент приходит к знаменитой в Средневековье формуле: «философия есть служанка богословия»112. Вот что говорит об этом сам автор: «Как свободные искусства113 ведут к их госпоже философии, так и сама философия [«любовь к мудрости»] в конечном итоге приводит к мудрости. Следовательно, мудрость – госпожа философии, подобно тому как философия – госпожа всех предварительных наук». 114 Кроме того, философия у Климента играет роль правил мышления, позволяющих выразить истины веры на языке разума, т.е. является языком, на котором разговаривает богословие. В то же время Климент Александрийский подчеркивает, что философия не является самоцелью. Как прочие науки готовят разум к изучению философии, так и философия готовит разум к признанию истинной мудрости, т.е. богословия. Все эти науки он считает происходящими от Бога: «Итак, ясно, что предварительные науки, равно как и философия, происходят от Бога; однако они не являются самоцелью».115 В то же время, будучи устремлены к истине, они, конечно, не обладают ее полнотой, содержа ее частично, в большей или меньшей степени.116

Отношение к наукам как к ступеньке на пути познания Бога естественным образом приводит Климента Александрийского к пониманию исключительной важности образования: «не природа, а образование способствует воспитанию в нас всего доброго и прекрасного, подобно тому, как обучение создает врачей и моряков».117 Христианам не стоит ограничиваться знаниями, заложенными в них от природы, утверждает он.118

Климент Александрийский является одним из первых христианских богословов, серьезно поставивших проблему соотношения философии и религии, веры и разума. Философию и религию он считает не противоречащими, а дополняющими друг друга. Христианство, по его мнению, объединило в себе древнегреческую философию и Божественное откровение, поскольку и вера, и знание есть проявление одной и той же общей способности – разумности. Идеалом соотношения веры и разума для Климента Александрийского является христианская вера, доведенная до понимания с помощью интеллектуального осмысления. И в этом решении вопроса об отношения веры и разума Климент Александрийский стоит в начале той традиции, которой будут придерживаться потом и блаж. Августин, и Ансельм Кентерберийский, и Фома Аквинский, и другие христианские богословы.119

Тертуллиан – «Верую, ибо абсурдно»

Если Климент Александрийский продолжил традицию св. Иустина Философа и Мученика, то его современник Тертуллиан (160-220) последовал путем Татиана Ассирийца. Начав с беспощадной критики всего эллинского: философии, культуры, театра, он со временем начал ненавидеть и христианскую Церковь. В результате он примкнул к ереси монтанистов, а впоследствии основал свою секту, в которой и окончил свои дни. На примере Тертуллиана, мы снова можем видеть, как ненависть к врагам разрушает человека, перекидываясь впоследствии и на близких.

В отличие от Татиана, Тертуллиан имел хорошее юридическое образование и, как и святой Иустин, носил мантию философа. Однако, обратившись в христианство, Тертуллиан начинает радикально противопоставлять его философии. Он подчеркивает, что между христианами и язычниками нет ничего общего: «Что общего между Афинами и Иерусалимом, между Академией и Церковью, между еретиками и христианами? Наша секта возникла с портика царя Соломона, научившего нас искать Бога прямым и чистым сердцем. О чем помышляли люди, мечтавшие составить христианство стоическое, платоническое и диалектическое?»120 Если для Климента Александрийского философия является «детоводителем ко Христу», то Тертуллиан, напротив, называет ее источником всех ересей. По его мнению, христианская вера содержит всю полноту истины, не требуя дополнительных средств к ее уяснению. Философы не могут привести к истине, поскольку не имеют для себя опоры в этом поиске. Впрочем, В.П.  Лега отмечает, что Тертуллиан не утверждал, что человек абсолютно не способен разумом познавать истину: «Тертуллиан отрицает не весь разум, а чрезмерный интеллектуализм, который был присущ древним грекам. Истину Тертуллиан призывает видеть в глубинах души».121

Взгляды Тертуллиана на толкование Священного Писания также противоположны взглядам Климента Александрийского. Климент был сторонником аллегорического толкования, стремящегося постичь глубинный смысл, заключенный в библейском тексте. Тертуллиан, напротив, требует понимать текст лишь буквально. Если человек не может понять смысла текста, то проблема просто в ограниченности его разума. Истина, открытая в Библии, слишком превосходит наше понимание, ее нельзя понять, в нее можно только верить. Взгляды Тертуллиана обычно суммируют во фразе "Верую ибо абсурдно" которая выражает суть его отношения к знанию. Истины Божественного Откровения слишком высоки для того, чтобы быть постигнуты рационально: «Сын Божий распят – это не стыдно, ибо достойно стыда; и умер Сын Божий – это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребенный, воскрес – это несомненно, ибо невозможно».122 Согласно Тертуллиану, истины явленные в Откровении (распятие Бога, рождение от Девы, Воскресение мертвых) настолько превосходят человеческий разум, что не могут быть просто придуманы людьми. Если бы христианство было бы лишь человеческой выдумкой, то его создатели постарались бы придумать нечто более правдоподобное. Посему абсурдность христианства с точки зрения обыденного человеческого разума служит для Тертуллиана высшим свидетельством его Божественного происхождения.

Интересно, что такая капитуляция разума перед истинами веры будет повторена средневековым философом Уильямом Оккамом, но с совершенно противоположными выводами. Признав невозможность использовать разум рационального для познания Божественных истин, Оккам призовет обратить его на окружающий мир. Эта мысль Оккама ознаменует собой конец эпохи схоластики и приближение научной революции Галилея. Впрочем, результатом рассуждений и Оккама и Тертуллиана станет кардинальное разделение, скорее даже противопоставление, веры человека и его разума. Такое противопоставление является отличительной особенностью западной цивилизации, особенно начиная с позднего Средневековья.

Ориген – попытка выразить христианство на языке Платона

Преемником Климента Александрийского на посту главы катехизисной школы стал его ученик Ориген (185-254). Ориген по праву может быть назван одним из величайших учителей древней Церкви. При нем в Александрийскую школу начинают собираться множество учеников привлеченных стройностью его богословской системы. Влияние Оригена на будущее христианского богословия невозможно переоценить.123 Считая, что вера выше разума, Ориген в то же время отнюдь не презирает разум, как ненужный балласт: «христианское учение отдает предпочтение тому, кто принимает истины веры после разумного и мудрого исследования, а не тому, кто усваивает их только простой верой».124 Знания, полученные философами, не могут противоречить истинной мудрости христианства: «Ведь не истинная мудрость, а незнание влечет к заблуждению; в мире ничто так не устойчиво, как знание и истина – эти две дочери мудрости».125

На примере богословия Оригена мы видим, что опасения Тертуллиана и Татиана не были беспочвенны. Пытаясь выразить истины христианской веры на языке философии Платона, Ориген принимает и некоторые заблуждения платонизма.126 Особенную важность эта проблема получает с учетом особенностей эпохи. Во II-III веках для Церкви было особенно важно сохранить свою индивидуальность под напором различных течений. Существуя в мире, она, тем не менее, должна была остаться верной Христу и его учению. Ей было важно не растворится во множестве религиозно-философских течений того времени. О реальной опасности подобного пути свидетельствует и множество гностических ересей127, и некоторые идеи учителей Церкви несовместимые с христианским Откровением128

В ту эпоху Церкви была необходима консервативная реакция, хотя конечно, не в столь радикальных формах как у Татиана и Тертуллиана. О. Андрей Кураев отмечает: «Для сохранения церковной идентичности было важно, чтобы на апологетический тезис второго века последовал антитезис третьего века – Тертуллиан (а отчасти и Ориген с его жестко-бескомпромисным увещеванием к мученичеству)».129 Противником использования философии для выражения учения Церкви был и священномученик Ипполит Римский († 238 г.). В своем сочинении «Обличение всех ересей», он ставит целью доказать антихристианский характер всех ересей путем выявления их зависимости от языческой философии. В этой работе, святой Ипполит указывает на прямую зависимость каждой из 33 гностических сект от того или иного течения в античной философии.130

Тем не менее, данная линия во внутренней жизни Церкви играла скорее оборонительную роль. Начавшийся в конце III века стремительный расцвет христианской культуры требовал умения вести диспуты с язычниками на их языке. В этот период христиане не только являют истину веры своим благочестивым образом жизни, но и успешно использую философские, риторические и филологические приемы. Как метко отмечал последний языческий император Юлиан Отступник: «Нас колют нашими же стилями131, то есть ведут против нас войну, вооружвшись произведениями наших же писателей».132 Наступающее IV столетие христианской эры, давшее миру великолепную плеяду богословов, по праву получит наименование Золотого века Святоотеческой письменности. И именно Ориген, систематизировав христианское учение в единой, пусть и несовершенной системе, заложил основы будущего великолепного здания христианской философии.

Литература

Иустин Философ Апология I представленная в пользу христиан Антонину Благочестивому.

Иустин Философ Апология II представленная в пользу христиан римскому сенату.

Татиан Речь к эллинам.