Золотой век патристики

Миланский эдикт о веротерпимости принятый императором Константином в 313 году открыл новую эпоху в истории европейской цивилизации. Прежде гонимое христианство получило возможность открыто исповедовать свою веру. В эту эпоху в Церковь устремляется множество людей, прежде опасавшихся принять христианство из-за гонений. Вчерашние язычники приносят с собой в Церковь свои привычки и заблуждения. Даже после крещения многие из них сохраняют языческие привычки и на общественном и, особенно, на бытовом уровне. Возникает ситуация своеобразного культурного двоеверия. Образ Синезия Птолемаидского является характерным примером сложившейся в Церкви ситуации. Даже приняв сан епископа, Синезий остался неоплатоником, с верой в гадания и толкования снов.133 Таким образом, христиане оказались перед необходимостью отделить зерна от плевел, общечеловеческие достижения от языческих басен.

В эпоху гонений Церковь укреплялась, забывая о внутренних раздорах. Наступление новой эпохи, с одной стороны, позволило христианам подробно и обстоятельно изложить свое вероучение, а с другой привело к трагическим внутренним конфликтам. Если раньше гонения на христиан устраивали язычники, то теперь инициаторами гонений зачастую выступали их братья, уклонившиеся в ереси. Как мы говорили, первую масштабную попытку построения христианского богословия предпринял Ориген. Однако, его заблуждения привели к возникновению множества ересей. Прот. Георгий Флоровский отмечает, что борьба с арианством134 была в действительности преодолением оригенизма.135

Арианство поставило перед Церковью философскую задачу. И ответ на этот вызав также был дан на языке философов. Уже свт. Афанасий Александрийский (293-373) в обличение Ария, по выражению Сократа Схоластика, «богословствовал по философски».136 Отметим при этом, что и сам св. Афанасий являлся оригенистом, но развивал его учение в другом ключе. Никейский собор 325 года также отрицает заблуждения Ария в философских терминах.

Эпоха IV-начала V веков получила название золотого века патристики. В богословских спорах этой эпохи Церковное предание раскрывается как «благодатная премудрость, как высшее любомудрие (или философия)».137 В это время, вырабатывается православная терминология, позволяющая точно и твердо излагать истины вероучения. Греческая философия, очищенная от языческих примесей, позволила очистить христианство от заблуждений еретиков.

Вторая половина IV века явила христианскому миру плеяду величайших мыслителей, подобной которой, наверное, не было в истории Церкви. Это святители Василий Великий (329-379), его брат Григорий Нисский (335-394) и близкий друг Григорий Богослов (330-390), прозванные Великими Каппадокийцами Их трудами греческая культура получает новую жизнь перерастая в культуру христианскую. Великие Каппадокийцы писали на греческом языке, по сути основав новую Византийскую культуру. Живший несколько позже блаж. Августин (354-430) сыграл аналогичную роль для западной, латиноязычной части империи.

Отношение к наукам Великих Каппадокийцев

Святители Василий Великий и его брат Григорий Нисский происходили из знатного и богатого каппадокийского рода. Всего в семье было десять детей, из которых пятеро, вместе с матерью и бабушкой, причислены к лику святых. Отец их, Василий старший, был известным ритором в Неокесарии. Св. Василий получил блестящее образование. Начал он учебу в Kecapии, затем продолжил Константинополе и, наконец, в знаменитом Афинском университете. Здесь встретился он с Григорием Богословом и между ними завязалась крепкая дружба.

После пяти лет в Афинах св. Василий глубоко изучил все достижения греческой науки. Философ, филолог, оратор, естествовед, хорошо знавший астрономию, математику и медицину, – «это был корабль, столь нагруженный ученостью, сколь сие вместительно для человеческой природы».138 Святитель Григорий восторженно рассказывал о времени их молодости: «Нам известны были две дороги: одна – к нашим священным храмам и к тамошним учителям; другая к наставникам наук внешних».139

Отношение Василия Великого к светской учености легко проследить в его наставлении «К юношам, о том как получать пользу из языческих сочинений». Святитель видел роль светской образованности в тренировке ума, приготовлении к изучению глубин христианского учения, как «привыкнув смотреть на солнце в воде, обратим, наконец, взоры к самому свету».140 Говоря об отношении к языческим книгам, святитель ставит в пример пчел, которые «не на все цветы равно садятся, и с тех, на какие нападут, не все стараются унести, но, взяв, что пригодно на их дело, прочее оставляют нетронутым».141 Он рекомендует принимать сочинения, содержащие правила добродетели, приводя в пример Гомера, Солона, Перикла, Сократа. Впрочем, нужно брать не все по порядку, а только полезное: «Ибо стыдно вредное в пище отвергать, а в науках которые питают нашу душу, не делать никакого разбора».142

Примером замечательного синтеза положений христианства и научных взглядов IV века явились написанные св. Василием Великим «Беседы на Шестоднев». Толкуя рассказ Моисея о шести днях творения, Василий Великий обращается и к современным ему научным достижениям, через них показывая премудрость Творца. В этой книге св. Василий, по словам прот. Георгия Флоровского, переводит библейские образы на язык эллинистической космологии.143 Конечно, конкретные детали научной концепции, на которую ссылался св. Василий сегодня устарели. Однако его подход к светской науке актуален до сих пор. Например, он пишет: «некоторые естествоиспытатели остроумно доказывают, что земля пребывает неподвижной по следующим причинам»144 и далее воспроизводит аргументацию Аристотеля-Птолемея. Пересказав научную теорию, святитель заключает: «Но если в сказанном доселе кажется тебе что-нибудь удивительным, то обратись с удивлением к Божией премудрости, которая так сие устроила. Ибо изумление пред великими предметами не уменьшается, когда открыт способ, каким произошло что-нибудь необычное».145 Это восхищение премудростью Божией, устроившей все «мерой, числом и весом» (Прем. 11.21) повторят в своих трудах многие ученые христиане. Весь же «Шестоднев» прот. Иоанн Мейендорф охарактеризовал как «блестящий пример того, как умный и образованный богослов использовал современные ему достижения человеческого познания для защиты и проповеди христианства… Он прекрасно понимал, что нет никакого конфликта между научной информацией и библейским Откровением, ибо Библия не является (и не претендует являться) источником научной информации». 146