— Ты был тем верзилой? — спросила Келли. — А я была самкой, сидела на дереве.
— Извини, не могу сказать.
— Это было… необычно, да?
Он сухо рассмеялся:
— Убийство всегда необычно.
— Когда ты ушел с этим, ну, вожаком…
— Мой шимпанзе думает о нем как о «Большом». Мы убили другого шимпанзе.
Они сидели в богато убранной приемной отделения погружения. Леон встал и почувствовал, как мир слегка качнулся.
— Думаю, я немного покопаюсь в истории.
Келли робко улыбнулась:
— Я… Мне, скорее, понравилось.
Леон секунду подумал, моргнул…
— И мне, — произнес он, к своему собственному удивлению.
— Но не убийство…
— Нет, конечно же нет. Но… ощущение.
Она ухмыльнулась:
— В Хельсинки такого не испытаешь, профессор.
Два дня он провел в прохладе обширной библиотеки станции, среди сухих информационных структур. Библиотека эта была хорошо оборудована и позволяла задействовать сразу несколько чувств. Он бродил по цифровым лабиринтам.
В векторных пространствах, представленных на гигантских экранах, таились результаты исследований, замаскированные объемными протоколами и покрытые коростой мер предосторожности. Конечно, все это легко взламывалось или огибалось, но многословные термины, доклады, сводки, конспекты и грубо обработанные статистические данные все же противились легкому истолкованию. Подчас некоторые грани поведения шимпанзе старательно прятались в приложениях и примечаниях, словно биологи этого уединенного аванпоста стеснялись их. Впрочем, тут было чего стесняться, особенно брачных обычаев. Как ему это использовать?
Он шел по трехмерному лабиринту и наскоро формировал идеи. Сможет ли он следовать стратегии аналогий?