Книги

Насвистывая в темноте

22
18
20
22
24
26
28
30

— До тебя не дошло? Я статуя Свободы!

— А-а-а… — протянула я, опасаясь приближаться к шипастой короне, которой ничего не стоило выколоть мне глаз.

— Это piece de resistance, ясно? — хихикнула Тру. — Я искала фотографию Свободы в библиотеке, и миссис Камбовски научила меня еще нескольким французским выражениям. Ты знала, что статую нам подарили французы?

Жаль, не было у меня фотоаппарата «брауни». Я бы сфотографировала Тру и сразу, как снимок напечатают, побежала бы с ним в больницу к маме. Тру была такая красивая и такая… иностранная.

— Тебе нравится мое chapeau?

Я огляделась по сторонам, надеясь догадаться, что такое это самое шапо.

Сестра ткнула в свою корону.

— А-а-а… — сказала я снова. — А рожок с мороженым зачем?

Тру повертела им передо мной:

— Никакой это не рожок, садовая башка! Это факел. Еще я взяла старую простыню, будет платьем, но ходить в нем нельзя, сразу падаешь.

Она осторожно выкатила велик со двора и медленно двинулась вниз по склону холма, я плелась в хвосте. Поглядывая на Тру, пока мы шли к парку, любуясь тем, как солнце играет на блестящей шапо, я размышляла, как защитить сестренку. Надо разработать какой-то план спасения нашей маленькой статуи Свободы. Почему раньше мне не приходило это в голову? Ведь если Расмуссен убьет и снасилует меня, Тру совершенно точно не вынесет этого. Никому не под силу так громко насвистывать в темноте. Даже моей Тру. Значит, нужен план действий. Как в одном из фильмов, что показывали в кинотеатре «На окраине». С Хэмфри Богартом. У него имелся план на все случаи жизни. А мой план такой: разоблачить Расмуссена. Нужно шпионить за ним, застичь за каким-то неприглядным делом или найти какие-то улики, чтобы всем и каждому стало ясно, кто он на самом деле. Но сначала стоит поговорить с Мэри Браун, она самая лучшая шпионка в нашем квартале. Прямо Мата Хари. Или, может, подождать похорон Сары Хейнеманн, которые назначены на завтра? Придет ли Расмуссен на похороны? В фильмах убийца иногда заявляется на похороны жертвы. Как Мэри Браун, она тоже вечно околачивается поблизости от места, где устроила поджог. Нюхает гарь и улыбается чему-то.

Вот это зрелище!

Сотни детей, и велосипедов, и собак с ленточками, и детских колясок густо усыпали широкие зеленые луга вдоль берегов Медовой протоки. Воздушные шары на деревьях и повсюду скамеечки для пикников, застланные бумажными скатертями тех же цветов, что и флажки, которыми размахивали все кругом. День выдался самым жарким за нынешнее лето, и все благодарили Бога за тень. Четвертого всегда бывало жарко, уж на это можно положиться. Но сегодня даже жарче обычного.

Из репродукторов гремели братья Эверли, старавшиеся разбудить Малышку Сьюзи[12], пока их не прервал кто-то сказавший: «Все дети до двенадцати лет, подойдите к дубу, обвязанному красной лентой». Тру вскочила с травы, крикнув: «Деньги сначала, шоу потом, если готовы — ну-ка, бегом!»[13]

Я не отставала от сестры, пока мы пробивались сквозь толпу детей постарше, одним из которых оказался Жирняй Эл Молинари, который, не иначе, выжидал случая угнать чей-нибудь велик, стоит хозяину отлучиться в туалет.

Жирняй Эл ткнул пальцем в корону:

— Кем это ты вырядилась, О’Мэлли? Телевышкой, жрущей мороженце? — Его маслянистые глазки таращились из-под клочковатых черных бровей. — А я тебя искал.

— Да ну? — поразилась Тру. — И зачем я понадобилась придурку со спагетти вместо мозгов?

На руках Жирняя Эла напряглись мощные мускулы. Он и его братья обожали качать железо в гараже, сидя на скамейке под календарем с фоткой Бетти Грейбл.

— Как ты меня назвала, ирлашка сопливая?