— Я верю в нашу победу, — томно прошептала мне в ухо Эмма, и я на какое-то время забыл, что являюсь владельцем трассы и именно я должен быть готовым в любой момент вмешаться, если что-то пойдёт не так.
— Гонки — это оказывается так волнительно! — раздался восторженный шепот в другое ухо. — Спасибо, Фрэнк, что пригласил.
— Рад, что тебе нравится, — повернувшись к Одри, я встретился с ней взглядом. В ее глазах играли бесята.
Наши Джульетты показывали себя с самой лучшей стороны. Они идеально подходили для геометрии трассы, были достаточно быстрыми на прямых, сказывалось соотношение мощности и веса и при этом из-за своей хорошей управляемости и маневренности они прекрасно себя чувствовали в поворотах и этим выгодно отличались от машин Форда, которые через каких-то два часа оказались в хвосте пелотона.
Сказывалась специфика фордовских машин. Они были очень мощными и быстрыми, но с маневренностью на уровне гроба на колесах. В тех поворотах, которые мои пилоты проходили на скоростях 50-60 миль в час Фордам приходилось оттормаживаться до вдвое меньшей скорости.
Мистеру Форду это, видимо, не особо понравилось раз он уже спустя три часа сел в лимузин и покинул гоночный трек. Видимо, надоело смотреть на мою радостную рожу и двух облупивших меня красавиц.
И правильно сделал. Уже к вечеру стало понятно, что мы снова остались единственными американцами, которые могут конкурировать с европейскими командами. Кроме нас в первой дюжине местных машин не было, зато сразу десять европейцев шли достаточно близко друг к другу.
Лидировал Фил Хилл, на Феррари, следом шёл бывший напарник Левега из Мерседеса Хуан Фанхио, потом сразу два порше а за ними, в тридцати секундах, дуплетом две наши Джульетты.
В общем, пока всё было неплохо.
Но ровно до того момента пока не пошёл дождь. Метеорологи нас порадовали, ураган ушел на север так и не заглянув в Дайтону, но вот дождь и ветер он таки принес. Хорошо хоть уже стемнело и буйство стихии не помешало зрителям, большинство из которых уже разъехались по домам до завтра. Но то, что хорошо для зрителей очень плохо для гонщиков.
Да, осветительных мачт в Дайтоне было чуть ли не втрое больше чем в Ле-Мане, а участки трассы, похожие на проселки и вовсе отсутствовали, но дождь был слишком сильный.
— Фрэнк! — я стоял возле края трассы в дождевике и с секундомером, когда ко мне подошёл Шелби. Сейчас за рулем его болида был Левег. — Надо загнать обе машины в боксы, что-то случилось: и Пьер и Кен очень сильно замедлились.
Писать команды на табличках нам не пришлось. Оба болида, которые шли на пятом и четвертом месте остановились практически одновременно и без подсказок.
— Что случилось? — одновременно задали вопросы техники, которые обслуживали обе машины.
Впрочем, ответы и не требовались. Лобовые стекла обоих болидов были разбиты.
— Я хотел обогнать Пьера, — первым начал говорить Кен Майлз, — как у идущего впереди Ягуара что-то случилось, задний мост превратился в шрапнель и полетел нам в лобовые стекла. В итоге вот, — он кивнул на разбитое лобовое стекло. — Хорошо хоть, что у меня, что у Левега удары пришлись не в водительскую сторону. Иначе мы бы уже закончили эту гонку.
— Кен всё правильно говорит, — включился в разговор Пьер Левег, — мы на этом потеряли скорость, а потом вообще, пилотировать стало очень сложно из-за дождя и еще очки запотевают. А без них тоже нельзя, дождь в лицо летит.
— Понятно, джентльмены, а что там вообще происходит? — спросил их я. — У меня пока тишина, маршалы молчат.
— Вроде бы ничего страшного, — Майлз пожал плечами. — Там трасса извилистая и в одном из поворотов я видел, что машина Тони Ролта в отбойниках, а сам он целый. Кроме него больше никто не вылетел, да и пострадавших кроме нас вроде не было. Мы всё на себя словили.
— Понятно. Ну что там? — крикнул я механикам, которые буквально облепили машины. Надо было провести хотя бы первичную диагностику и осмотр чтобы понять нет ли дополнительных повреждений.