Глава 5

Наверное, он никогда не сумеет объяснить себе, зачем он ее поцеловал. И уж определенно не станет этим гордиться. С его стороны это было последней глупостью и могло погубить все дело.

Черт побери это дело!

А может быть, во всем виновата смена часовых поясов — сколько времени он уже не спал? Или это было временное помешательство. Или обычное плотское влечение. Или просто любопытство. Но он хотел поцеловать Викторию Сторм и сделал это.

И она догадывалась о том, что он собирается сделать. Он видел это по ее глазам, когда очередной взрыв фейерверка осветил сад.

«Куда подевалось твое самообладание, Сторм?»

Это было его последней мыслью перед тем, как он нагнул голову и прикоснулся к ее губам. Он не стал углублять поцелуй и раздвигать ее зубы, хотя искушение было велико. Не стал прижиматься лицом к ее влекущей плоти, выступающей из чересчур откровенного выреза платья, и мять ее руками. Он не осуществил ни одного из тех многочисленных желаний, которые возникали у него при одном взгляде на эту девушку. Хотя искушение было очень велико.

Он все еще был в состоянии контролировать свои действия, соразмеряя их с правилами приличия и здравым смыслом. Кроме того, он не был глух к тому, что ему подсказывали опыт и интуиция: с этой девушкой нужно действовать очень медленно и осторожно.

Но оторваться от ее губ он не мог и продолжал целовать их короткими легкими поцелуями.

— Полагаю, нас можно назвать целующимися братом и сестрой, — с некоторым оттенком насмешки над самим собой сказал он.

— Наверное, можно, — проговорила она, ее дыхание касалось его лица как легчайший ветерок. — Только вряд ли нам стоило это делать, — сказала она чуть позже, но Митчелл заметил, что девушка не сделала попытки оттолкнуть его, хотя имела для этого возможность.

Продолжая тереться губами о ее губы, он спросил:

— А вы всегда поступаете так, как следует поступать?

— Стараюсь. — Он услышал тихий вздох.

Снова вспышка предательски яркого света и разлетающиеся в стороны зеленые и голубые звезды — такие же, как ее глаза, подумал Митчелл, заглядывая в лицо девушки. И вдруг ему показалось, что он проваливается в какую-то бездну. Не зная, как избавиться от этого кошмара, он сделал единственное, что пришло ему в голову, — закрыл глаза и стал целовать ее по-настоящему.

Одну руку он положил ей на затылок, а другой обхватил за талию, увлекая глубже в тень. Она не издала ни единого звука протеста. Напротив, Митчелл чувствовал, что Тори с радостью повиновалась ему, и где-то в отдаленных закоулках его сознания прозвучал отчетливый сигнал тревоги. Позже он обдумает, откуда взялось это предчувствие опасности, но не сейчас. Сейчас он целовал Тори.

На него обрушился поток новых ощущений. Никогда в жизни он не целовал таких нежных, гладких, атласных губ и щек, такой прекрасной шеи и округлых плеч.

Он вдохнул витавшие в воздухе запахи ночи: горьковато-соленого морского ветра; аромата пурпурных роз, обвивших шпалеры; и еще какой-то запах, очень слабый, возможно, духов, не встречавшихся ему ранее.

Он вдохнул снова. Виктория. Это был ее запах — такой же женственный, чувственный, обворожительный и удивительный, как она сама.

Тори что-то сказала, и Митчелл подумал, что ему очень нравятся ее голос и смех, хотя слово «нравится» казалось слишком пресным по сравнению с тем, что он чувствовал. До сих пор ему не приходило в голову, как это важно в отношениях между мужчиной и женщиной.