Еще раз оглядев девичий Узор, заметно отличающийся от его собственного, и слабо, очень слабо, но все же переливающийся силой маленький источник, Дмитрий почувствовал радостное возбуждение. На лице его, впрочем, так ничего и не отразилось.

— Милостью Его твоя дочь, Дмитрий Иванович, избавлена от падучей.

Осекшись на полуслове, князь неверяще замолчал, затем медленно перекрестился и снял тафью:

— Хвала Господу нашему. Государь-наследник, я же, кха-кха, до гробовой доски за тебя!..

— Пустое. Не я, но благодать Его исцеляет, ему и благодарность возноси. Делом.

Хозяин дома, пару раз сморгнув, машинально вернул шапочку на место.

— Государь-наследник?..

— Водя доверенные тебе полки, побеждай уменьем, а не числом, и всегда будь верен. Тогда милость и ласка… Господня пребудет с тобой до конца дней твоих.

Радостно хлопотавшая вокруг залившейся слезами радости дочки Евдокия Никитична этой крохотной, но очень важной паузы не расслышала, а вот двадцатисемилетний князь ее весьма четко уловил и моментально понял. Хотя поверить в то, что внезапное внимание великого государя Иоанна Васильевича и последующее возвышение были делом рук старшего из царевичей, ему было очень и очень сложно. Целить — это одно, а думать и речь держать, как взрослый муж, — это ведь совсем другое!..

— Домна. Что у тебя здесь?..

Указательный палец в черной перчатке легонько ткнул челядинку в предплечье.

— Так это… Ничего, батюшко-царевич!

— Здесь?

В этот раз легкое касание вызвало к жизни болезненную гримасу.

— Ничего, батюшко-царевич.

— Ты хочешь, чтобы я повелел тебе обнажиться? Что у тебя там?..

Покраснев малиновым цветом, несчастная служанка что-то неразборчиво пролепетала, затем зажмурилась и едва слышно призналась:

— Синец.

— Откуда?

— Упала неловко, батюшка-царевич.