— То есть, всяким козлам вроде Лиля ты доверяешь, а хорошим парням — фигушки?

— Я никому не доверяю.

— Но влюбляться предпочитаешь всё равно в козлов.

— С ними, по крайней мере, не ждёшь «долго и счастливо». Потому что, если ждёшь, всегда разочаруешься.

— Ну, «счастливо» я тебе не обещаю, но против «долго» не попрёшь: мы с парнями тебе жизнь спасли, — я задумался, подсчитывая, — трижды… нет, четырежды… Да плюс еженощные «гости».

— Я спасала вас не меньше.

— Вот видишь, мы отличная команда!

— Я о вас не знаю ничего. И знать не хочу! — добавила ведунка на всякий случай.

— Ничего, познакомимся в процессе.

Она наклонилась. На мгновение подумалось, — поцелует. Нет. Лишь провела ногтем по подбородку, задержавшись на ямочке, пристально, долго рассматривая, и горько закончила:

— А вы ничего не знаете обо мне.

Я поймал её ладонь, невесомо коснулся губами тонких пальцев:

— А это так необходимо?

Была бы Варна обычной женщиной, — вторая моя рука уже ласкала бы её талию, то и дело спускаясь ниже. Но Варна обычной не была. Варна была невыносимой, замкнутой, печальной и напуганной девчонкой. Девчонкой, которая за сто двадцать восемь лет так и не научилась жить.

На мгновение её плечи обмякли, и она беспомощно, почти просительно произнесла:

— Я не знаю… Те, кого, казалось бы, знаешь, как родных, предают не реже, чем незнакомцы.

Её пальцы похолодели, я поймал их в чашу ладоней, чтобы согреть, серьёзно кивнул:

— Да.

— Да? — ведунка попыталась вырваться, но не тут-то было — теперь уж не выпущу. — Тебе-то откуда знать?

Откуда? И правда, откуда бы мне знать? Ведь то, что случилось много лет назад, осталось в прошлом, как забытый кошмар. От старой истории нет уж ничего, кроме, пожалуй, сущей безделицы — воспоминаний.