Молчание.
— Как же так, Господи? — спросил молодой человек с недоумением. — Ты же не собирался. Или я не прав?
— Не собирался, — качнул головой Господь.
— Что же это?
— Конец света, как и было предначертано, — отвечал Господь сухим и бесцветным голосом, каким говорят обычно те, кто испытывает сильнейшую боль. — Чем ты-то удивлен?
Сатана зябко поежился, кутаясь в крылья-плащ. Луч солнца успокаивающе лег ему на плечо, словно желая согреть и ободрить, но тут же соскользнул вниз. Не удержался.
— Я как-то все иначе себе представлял, — пробормотал он. — Совсем иначе.
— Легионы Тьмы, последнюю и решающую битву? Так, что ли? — вопросил Господь.
— Возможно.
— Это было бы возможно в другое время и в другом месте. А здесь — уже лишнее. Результат очевиден. — Господь помолчал. — Ну, как там у тебя?
— Ты имеешь в виду Ад? — уточнил Сатана. — В Аду все по-прежнему. Если ты хотел знать, многими ли душами я завладел в прошедшую ночь, то вынужден тебя разочаровать. Не больше, чем обычно. И это меня удивляет сильнее всего. Живых, похоже, не осталось. Неужели в мире было столько праведников?
— Горстка, — скупо обронил Господь.
Сатана какое-то время внимательно рассматривал его, высоко подняв изогнутую бровь, а затем обернулся ко второму, который до сих пор хранил молчание:
— А ты что скажешь, Искупитель? Ты понимаешь, что произошло?
Иисус как раз кормил приблудного пса. Тот вилял хвостом, неуклюже прыгал на четырех лапах, скулил и повизгивал — одним словом, как мог выражал свое неописуемое собачье счастье. Бог-Сын потрепал пса по загривку и отряхнул с рук какие-то крошки.
— Почти ничего не понимаю. Видимо, как и ты. Однако могу сказать: мир прекрасен! Посмотри, Сатана, как он прекрасен. Такой мир заслуживает права на существование, не так ли?
— Конечно. Но тебе не пусто в нем теперь?
— Пусто, — согласился Иисус, и только теперь Сатана заметил, что скорбные морщинки залегли в углах рта и вокруг глаз Сына, обычно такого счастливого, такого сияющего и светлого. — Пусто, страшно и одиноко.
— Как же ты допустил?
— Поневоле, — невесело усмехнулся Иисус. Желтые и розовые бабочки легким облачком окружили его, приплясывая в воздухе. — Видишь ли, я всего только Богочеловек, Искупитель. Я готов искупать грехи этих бедных заблудших душ, но я столкнулся с тем, чего не понимаю. Ты и сам знаешь — нельзя пытаться искупить то, чего не понимаешь, не осознаешь и не можешь постигнуть. Я внятно говорю?