Потому что некоторые оттенки слов его временные наниматели тоже могли не понять.
В ответ же встретил удивление и пренебрежение во взгляде. Люди, тайно разместившие гору над огромным городом, не боялись детей.
– Возвращаемся в отель. – Скомандовал Аймара.
– Что насчет Черниговского? – Спросил переводчик, занимая свое место на заднем сидении рядом. – Его нет в гостинице. Возможно, будет в пятницу. Судя по газетам, планируется большой сход князей.
– А что может быть насчет него? – Пожал плечами Катара.
– Я имею ввиду, что вы знаете достаточно, чтобы его наказать, – переводчик равнодушно покосился на мешок на своих коленях.
Содержимое уже не вызывало таких эмоций. А дискуссия с людьми такой величины уже не вводила в ступор.
– Самое ценное место у князей – в их кошельках, – добавил юноша. – Бедность породит агонию.
И все-таки покосился в окошко – гора все еще была на месте. Гигантская, будто аккуратно срезанная по нижней плоскости. Невозможная до такой степени, что он уже привык к ее существованию в небесах. То, что будет, если она упадет, нет-нет, но пробирало нервной дрожью.
– Одна голова – хорошо. – Мудро произнес Катари, глядя на приданного специалиста и мешок. – А две – лучше.
И пока тот приходил в себя, пытаясь переосмыслить народную мудрость, задал еще один вопрос. Который был даже неожиданней предыдущей сентенции.
– Расскажи о доме.
Приказ был дан – и переводчик не посмел ослушаться. Но рассказ отчего-то начал не о квартире в Минске. Как-то само собой слова сплелись в рассказ о деревенском домике родителей. О парном молоке и умных котах. О морозных рассветах и пеших походах к дальним прудам в детстве. О случайно замеченном волке и звездном небе, от которого не оторвать глаз. Там всегда было лето, безопасно и тепло – оттого хотелось говорить и говорить.
– Твои родители все еще живут там? – Выслушав все за время долгих московских пробок, спросил Аймара, когда машина остановилась у отеля, и рассказ прервался сам по себе.
– Да. – Ответил переводчик, слегка улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям.
– Тебе и родителям понравится у нас в горах. – Кивнул глава клана.
Колокольный звон церквей глухо донесся из-за толстых стен. Десятый час утра – сосчитала принцесса Елизавета, зябко ежась от холода в парадном платье, которое ей так и не удалось сменить этой ночью. Пуховой платок поверх плеч, оставленный сердобольной бабкой-ключницей, мало помогал от холодной сырости помещения, о котором словно вспомнили в последний момент – определяя, где в огромном дворцовом комплексе Кремля отыскать укромный уголок для консультаций.
Вознесенное на десятки метров вверх, помещение было крошечным – два с половиной на два метра. Некогда служившее альковом для умываний или стирки одежды, ныне оно было приведено в обезличенное состояние заштукатуренных стен, стеклопакета под потолком и пары скамеек, поставленных вдоль стены. Но наличие близкой воды чувствовалось все равно – даже стены были слегка влажными, а уж холод сначала позднего вечера, затем ночи и рассвета ощущался десятикратно – с рассветом в заиндевевших окнах не было видно неба, а в углах комнаты появилась изморозь.
Зато не хотелось спать. Ее ночное пребывание в холоде не было наказанием – просто было необходимо сообщить огромный массив информации без лишних ушей и чужого внимания в крайне сжатые сроки. То, чему следует уделить недели, если не месяцы, выдавалось сжато и без приличествующей ее титулу деликатности. С этой информацией требовалось работать уже сегодня – чтобы быть женой человека, которого до того она даже не знала.
Консультанты, оперативники, финансисты, психологи и иные люди – знакомые смутно или не виденные ею ранее никогда, старались не занимать много времени, выдавая пласт данных и рекомендации, что с этими данными следует делать. Странные рекомендации, которые никак не укладывались в картину, ею представленную. Но задавать вопросы и спорить было слишком холодно – воздух царапал горло, а консультанты все равно старались увильнуть от ответа. Час шел за часом, ломило в висках, недоумение накапливалось – а люди все приходили и приходили, отнимая от ночи и терпения от десятка минут до полновесного часа. Сорок минут назад ушел последний посетитель. А еще пять минут после того в помещение вошел ее царственный дед.