Месяц проскочил незаметно. Вроде бы и не состоял он из 26 рабочих дней, или 206 рабочих часов, как отмечали табельщицы в своих журналах. На самом деле рабочих часов было существенно больше. И в девять, и в десять вечера горел свет у проектантов. «Луна-3» постепенно вырисовывалась, согласовывалась, становилась похожей на космическую конструкцию. Наконец был готов чертеж: общий вид в натуральную величину. Сами проектанты залюбовались. Станция была красива. И не только с инженерных позиций, технически, конструктивно, по, я бы сказал, и с точки зрения эстетики, формы, композиции. Это детище было красивее всех своих предшественников и предшественниц.

— Ну и красавица!

Мы повернули головы на эти слова.

Бушуев, пришедший вместе с Тихонравовым в зал к проектантам, с явным удовольствием разглядывал чертеж.

— А что, Михаил Клавдиевич, я вижу Максимов компоновку закончил. Наверное, можно и Сергею Павловичу показать?

— Думаю, что теперь можно, Константин Давыдович, — согласился Тихонравов.

— Ну вот и хорошо. Я узнаю, как у него со временем и когда он сможет нас принять.

Королев принял нас часов в восемь вечера.

— Одну минуточку. Еще две бумажки. Вы пока «разворачивайтесь».

Глеб Юрьевич вынул из толстого алюминиевого тубуса — круглого футляра, в котором обычно хранятся чертежи, рулон ватмана с общим видом станции. Мы подвесили его, прицепив прищепками к тонкой стальной проволоке, натянутой вдоль одной из стен кабинета. Здесь всегда вешали плакаты, схемы и все, что нужно было для обстоятельного разговора. Сергей Павлович подошел к чертежу. Несколько минут стоял молча. Смотрел.

— Ишь, красота какая! Прямо японский фонарик, хоть сейчас на елку!

Повернулся к Бушуеву:

— Докладывайте!

Обсуждение продолжалось часа два. В заключение Сергей Павлович сказал, что через несколько дней предлагаемый проект будет рассмотрен в более широком составе, с приглашением всех главных конструкторов-смежников и ученых.

— Времени у нас остается очень мало. Эх! И что за жизнь? Всегда нам мало времени. Но зато не соскучишься. А?

В производстве началось изготовление. Это у пас. А сколько сложностей пришлось преодолеть в смежных организациях? Впервые создавалось фототелевизионное устройство для работы в условиях космического полета, впервые — система ориентации станции, впервые — солнечные батареи должны были обеспечивать электроэнергией все бортовые системы на все время полета…

Сборка. Завершающий этап в многообразном и сложном процессе рождения космического аппарата. Материализация мыслей, овеществление расчетов. Все, что изготавливалось на пашем предприятии и у смежников, в специальных ящиках и ящичках, обтянутых внутри бархатом, все закрепленное на пружинах-растяжках, привезенное, принесенное, прилетевшее к нам, порой даже не успевшее полежать на складских полках, занимало место на монтажных столах в цехе сборки.

Сборка, Бережные руки слесарей-сборщиков в белых перчатках. Уже и не вспоминались те дни, когда работали без белых халатов, без перчаток. Жесткий график торопил, подгонял. Опоздать, задержаться было нельзя. Никак нельзя: станции лететь 4 октября. Другой даты не было. Дорога была выбрана единственная и столь непростая, что лететь по ней только 4 октября в 1959 году. Получалось, словно сама природа, Вселенная, извечные законы движения небесных тел, определившие эту дату, сговорились отпраздновать двухлетнюю годовщину рождения космического первенца ПС — нашего первого спутника.

Несмотря на то что люди делали, казалось, невозможное, работая много больше положенного, забыв обо всем и обо всех, сборку в срок не закончили. Винить за это в общем-то было некого. Еще при составлении графика мы понимали, что он «волевой». Сроки работы в нем были указаны не те, которые были необходимы, а те, которые определялись только одним: «Так надо». Причем и это «так надо» для гарантии было еще урезано процентов на Двадцать.