В боях под Паниквой Николай снова был тяжело ранен. Ему ампутировали руку. А когда раненых эвакуировали из госпиталя в тыл, на машины напала банда бандеровцев. Всех раненых перебили. Из штаба полка послали на Савгира вторую похоронку…
Но и на этот раз случилось чудо. Николай остался жив. Их машина успела проскочить невредимой.
Сейчас он живет и работает в Киеве. Доцент кафедры философии в Киевском политехническом институте.
В конце мая в полк из госпиталя вернулся Василий Федорович Симбуховский. В семейном архиве Симбуховских сохранилось его письмо жене:
«27 мая 1944 года… После продолжительных мытарств я снова в своем родном хозяйстве, с боевыми друзьями… При возвращении из госпиталя попал в аварию. Подробности описывать не буду, а результат таков — шофер в тяжелом состоянии со слабыми признаками жизни отправлен в госпиталь, а я с рассеченной правой бровью, ушибом головы и груди был посажен на попутную машину. Рана быстро заживает и не вызывает каких-либо опасений…»
Ну нужно же было такому случиться! Хорошо еще, что полк в это время был на отдыхе.
Конечно, отдых во время войны — понятие относительное. Кроме занятий с пополнением, караульной службы, получения оружия, конского состава всегда еще куча забот. В полку не было ни одного командира, равнодушно относящегося к своим обязанностям. Во всем царил дух соревнования — кто лучше? А для такого соревнования у нас, в коннице, широкое поле деятельности. Возьмем, к примеру, упряжь. Она изнашивается, а без нее хоть пропадай. Для изготовления упряжи нужна кожа. А где ее брать? Ждать, когда из тылов пришлют? Так вот, кожу мы сами выделывали в тылах дивизии. Наши кузнецы в эскадронах и батареях сами ковали подковные гвозди-ух-пали, как их называли, да и подковы делать тоже самим приходилось. Даже деготь для смазки кож гнать ухитрялись.
По возвращении Василия Федоровича в полк состоялся У нас откровенный разговор. Меня привело к командиру желание выяснить, понять наконец-то, почему же он относится ко мне подчеркнуто официально, сухо, сдержанно. В чем дело? Неужели причиной тому — моя должность? Вроде бы я ни разу не дал не только ему, но и другим офицерам повода к недоброжелательному отношению к себе. Полк стал моей родной боевой семьей.
Должен признаться, я любил Симбуховского. Любил за бесстрашие, преданность боевому делу, внимательность, требовательность. Да бог знает еще за что. Порой и не объяснишь, почему одного человека полюбил, а другого нет.
Я зашел в сенцы командирской хаты, постучал в дверь.
— Кто там? Заходите, не заперто.
Я зашел. Василий Федорович сидел за столом, что-то писал.
— A-а, лейтенант, заходи, заходи, гостем будешь.
Помню, я удивился этой первой фразе, произнесенной им с какой-то ранее мне неведомой теплотой в голосе.
— Лебедев, согрей-ка чайку! Или чего-нибудь погорячее, а? — подмигнул мне командир полка. — Хотя вам по службе «горяченького» не положено. Так?
— Да, пожалуй, лучше чайку…
— С чем зашел-то, случилось что?
— Да нет, товарищ майор, просто поговорить хочу.
— Поговорить? Это можно, хотя и осторожно. Но я гляжу, лейтенант, ты — человек! А я, признаться, с давних времен недолюбливаю вашего брата. Есть причина.
— Какая же, Василий Федорович? Неужели должность как клеймо на человеке?