Книги

Наперекор земному притяженью

22
18
20
22
24
26
28
30

— Взвод, бегом ма-рш!

Да, это была крепкая проба сил. Не все выдерживали такую нагрузку и буквально через 200–300 метров срывали с головы маску, бледные, взмокшие, еле-еле переводя дыхание…

С великой благодарностью вспоминал я в такие минуты нашего школьного военрука — Палькевича. В то, теперь далекое, довоенное время в школах организовывались так называемые группы самозащиты. Их «бойцами» были учащиеся старших классов. В этих группах были звенья связистов, санитаров, противовоздушной и противохимической защиты. Палькевич организовал такие группы в нашей опытно-показательной школе имени Радищева. Мы тренировались по сигналу «Тревога» быстро собираться в подвале школы, разбирать и надевать положенное обмундирование. Я, как боец звена ПВО и ПВХО, «владел» противоипритным костюмом — здоровым желтым комбинезоном из толстой, чем-то пропитанной ткани с сапогами и капюшоном и, конечно, непременным атрибутом тех лет — противогазом. Соревнование на скорость облачения во все это было, по всей вероятности, одной из главных задач. Неважно, что при этом у кого-нибудь «нос» противогазной маски после громкой команды «Газы!» оказывался где-то возле уха, важно, что маска на голову надевалась в считанные секунды.

В таком «боевом» одеянии нам надлежало «тушить» зажигательные бомбы, «дегазировать» зараженные «ипритом» участки школьного двора. Должен прямо сказать, работали в этих звеньях и ребята и девчата с большим энтузиазмом. Свидетельством наших достижений тех лет служит чудом сохранившийся у меня приказ. Вот он:

Приказ народного комиссара просвещения РСФСР № 349

от 17 февраля 1939 года

§ I

На проведенных, согласно постановлению Президиума Совета Осоавиахима СССР и РСФСР, а также моим указаниям, учебных соревнованиях ПВО школа № 336 им. Радищева Красногвардейского района г. Москвы заняла первое место по СССР среди учебных заведений. Группа самозащиты школы отлично справилась с выполнением своих обязанностей во время учений…

Далее следовал список руководителей и учеников школы, которым подписавший приказ народный комиссар просвещения РСФСР Тюркин объявлял благодарность. Была там и моя фамилия. В моей жизни это был, пожалуй, первый столь официальный документ, в котором я прочитал свою фамилию.

…В конце концов наша курсантская учеба завершилась. Сдали экзамены. В моей записной книжке сохранилась карандашная запись: «Политподготовка — 5, строевая — 5, матчасть — 5, служба — 5, физподготовка — 5, уставы — 5…»

После экзаменов принимали присягу. Я стоял в строю, сжимая вспотевшей от волнения рукой ложе нашей заслуженной русской трехлинейки образца 1891–1930 года. На всю жизнь запали в память священные слова: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических 18

Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии…»

Через несколько дней началось распределение по заставам.

— Пограничник Ивановский — застава № 9, пограничник Прибылов… — помощник начальника штаба отряда коротко и предельно четко определял судьбу каждого. Да, всего через полгода стало ясно, что судьба наша была определена именно в тот день, тем самым: «Пограничник Петров — застава № 14, пограничник Федотов — маневренная группа…»

Застава № 9, куда я получил назначение, располагалась километрах в двадцати севернее Перемышля вниз по течению реки Сан. Точный почтовый адрес был таким: Украинская ССР, Львовская область, Ляшковский район, п/о Дуньковице, погранзастава села Михайловка…

Местные жители были выселены, дома пустовали. Само село, все в садах, раскинулось вдоль Сана. Застава — метрах в полутораста от берега. Чуть ниже по течению наш и противоположный берег реки связывал широкий металлический мост. К нему вела шоссейная дорога. Движения по мосту никакого не было. Граница. На нашей стороне у моста — высокая мачта. У ее основания, в деревянном ящичке — наш государственный флаг. Как говорили, на той стороне тоже у мачты лежит в ящичке флаг — немецкий, с фашистской свастикой. Это для вызова на переговоры в случае каких-либо инцидентов.

Нельзя сказать, чтобы участок пашей заставы был чересчур неспокойным. Задерживали, по словам «старичков», в основном контрабандистов. Они носили сахарин, золото, часы. В какой-то мере это относительное спокойствие объяснялось, вероятно, тем, что граница шла по реке, да и крупных населенных пунктов на нашей стороне близ границы не было. Не так-то легко скрыться у нас нарушителю, смешавшись с толпой или выйдя на бойкую дорогу. Во всяком случае, за год на нашей заставе задержаний было немного. Не то что на перемышльской — городской: там за тысячу перевалило. На одном из занятий политрук Крохалев нам об этом сказал. Вот на той заставе бойкая шла работа! Ничего не скажешь. А еще он говорил, что появился на границе новый вид нарушителей — тергруппы. Задачу они имели единственную: перейдя границу, укрыться где-нибудь недалеко от дозорки — тропы, по которой наш наряд пойдет, — дождаться пограничников и убить их из маузеров, в упор. А тела потом утащить на свою сторону: «Ваши пограничники нарушили границу и в перестрелке были убиты!» А это уже погранинцидент. Как выяснилось позже, террористы таким образом добывали с определенной целью подлинные документы наших пограничников, обмундирование и наше оружие…

Дорога через мост уводила на ту сторону, к небольшому городку Радымно и дальше к городу Ярославу. Как-то, рассматривая карту, я прикинул: от Радымно до нашего Львова по шоссе всего-то сотня километров. Чуть больше, чем от Перемышля. Действительно, два шоссе — одно от Перемышля, второе через участок нашей заставы — устремлены прямо на Львов, а оттуда на Винницу и Киев. Но тогда я отметил это просто так, не подозревая того, что через полгода эти километры станут первыми километрами смерти на нашей земле. Ничего мы тогда не могли предполагать, ничего…

«…Есть, приказано выступить на охрану границы Союза Советских Социалистических Республик…» Я повторил слово в слово приказ помощника начальника заставы лейтенанта Трусова.

День был ясный, кругом снежная целина. Ни к хатам, ни к сарайчикам — ни одной тропинки, ни одного человеческого следа. Только заячьи да лисьи. Ну а под такие следы нарушители подделываться еще не научились. Четыре часа прошли незаметно. К двум часам дня нас должны были сменить. К этому времени обычно наряды невольно подтягивались к началу своих участков, чтобы, сменившись, поскорее вернуться на заставу. Да и время это было обеденным. Так что паше нетерпение можно было понять.