Алексей был сладкоежкой. А я осматриваюсь вокруг. На кольчугинском кладбище очень много могил молодых ребят — 18–25 лет.
По воспоминаниям родных, Алексей был очень тихий парень, и последний год, как устроился работать на металлургический завод им. Орджоникидзе, на него не могли нарадоваться. Получал в пять раз больше матери, всю зарплату отдавал семье. Был очень религиозен. Занимался атлетикой — заказанные им гантели пришли в день похорон. Много читал, любил русские народные и советские песни («Вся полка кассетами заставлена», — вспоминает мама), особенно — «Катюшу», пел с бабушкой. Очень гордился прадедом, дошедшим до Берлина. «Он просто не мог пройти мимо этих ублюдков. Он обязательно вступился бы за памятник», — говорит Михаил Иванович Козлов, мастер его цеха.
Улица прибавляет к портрету Алексея новые штрихи.
— Он твердо верил в превосходство русской нации, — рассказывает приятель Саша, парень лет 20, «тусящий» возле гостиницы. — Иногда приносил диски, показывал нам видео, где мочили черных. Но с фашистами он не водился и никого не бил. Вообще был очень спокойным, даже воспитанным.
«Любил выпить — но не по барам, а с друзьями на квартире, — говорит другой его приятель, Денис. — Нормальный парень. Как мы все».
Кого обвиняют в убийстве?
Их четверо — 14-летний Алексей Горячев и 20-летние Михаил Данилов, Николай Курагин, Александр Андреев. Данилов, Курагин и Андреев — выпускники Кольчугинской коррекционной школы-интерната.
Скромное трехэтажное здание интерната расположено на окраине города. Здесь учатся дети, диагноз которых не позволяет учиться в обычной школе. Обычно этот диагноз — олигофрения. В интернате не проходят математику и физику, зато старшеклассники 20 часов в неделю занимаются трудом. С пятого класса — по пяти прикладным специальностям: швейное, строительное, слесарное, столярное, переплетное дело. Интернатские дети — сейчас их 159 — находятся на полном гособеспечении, и абсолютное большинство из них — из неблагополучных семей. Директор интерната Сергей Адольфович Светлов на мои извинения не реагирует: «Я знал, что вы придете».
— Наши дети — с недоразвитой умственной деятельностью. По-научному — олигофрения, слабоумие. Наша школа дает выпускникам знания на уровне пятого класса. Основная наша задача — социализировать детей, подготовить их к жизни в обществе. 60–70 % социализируются. Остальные, в силу разных причин, — нет.
30 % наших детей — инвалиды детства. Зачастую основной диагноз осложнен дополнительными психическими расстройствами. Так, Данилов и Курагин проходили лечение в психиатрической больнице.
Да, они часто попадают в милицию. У них животные инстинкты преобладают над чувствами. То есть им хочется есть — и они возьмут булочку с прилавка и не задумаются о последствиях. Потом, они очень ведомые. Если ты старше — то есть они воспринимают тебя как взрослого, — и ты предлагаешь им яблоко, шоколадку, они все сделают по твоей просьбе. Их вор попросит помочь вынести вещи из квартиры — и они вынесут. Они не задумываются. Потому что не могут.
У меня это убийство из головы не идет. Это шок для всех нас, для детей и для учителей. Я никого не защищаю, я пытаюсь понять, как это произошло. Вот этот парень возвращался в два ночи. Эти дети не могли к нему пристать — они не контактны, значит, он подошел
к ним. С олигофренами нельзя разговаривать грубо: они немедленно возбуждаются. А он вроде делал им замечания… Да, у неполноценных людей бывают приступы агрессивности чаще, чем у других. Но в нашей школе у детей и в помине нет этой жестокости.
Такой резонанс вызван тем, что убийство произошло на Вечном огне. А вот я уверен, что они даже не очень соображали, что это за место, где они пили пиво. Для них это был просто огонь, костер, тепло. История России у нас тоже очень ограниченно преподается.
Я не защищаюсь, поймите, но наш интернат — не корень зла. Мы только помогаем родителям справиться с такими детьми. С семьи ответственность никто не снимает.
Они же на выходные едут домой и в начале недели возвращаются другими. После летних каникул — вообще караул.
Вы не видите того, что вижу я. Это — вырождение. Олигофрения передается по наследству, и в семьях олигофренов пять-семь детей — норма. И дети наших выпускников возвращаются к нам. В некоторых деревнях около Кольчугина живет уже пятое поколение олигофренов. Нужно проверить, конечно, но, скорее всего, родители этих детей учились здесь. И из-за тотального пьянства в их полку постоянно прибывает.
Вот в пятницу по телевизору говорили, что во Владимирской области рождаемость превысила смертность впервые за 25 лет. Да, это так. Но говорят только о количественных показателях, не о качественных.
Мы отслеживаем судьбу выпускников два — три года. Но это, как правило, бессмысленно. Они, выходя из нашей школы, возвращаются в те же условия, от которых они убегали, — пьяные родители, комнатка в общежитии. И все идет по кругу.
Лидия Ивановна Багаева, классная руководительница Данилова, Курагина, Андреева, не верит в вину своих выпускников: «Уж очень они трусливые. Разве что в кучку сбились, силу почувствовали».