– Меня устраивает это имя. Как и любое другое, – изобразила Градимира абсолютную невинность, пару раз моргнув и выразительно посмотрев на собеседника. – Мужчинам имя Ядвига нравится, оно редкое и приятно звучит.
– А если не понравишься ты. Сильно!
– Такие обычно умирают. От клинка моего «брата» или от иных причин.
– Яды?
– Да, яды, – отбросила в сторону лишнюю сейчас игривость Градимира. – И пугать меня пытками, если вдруг захотите попробовать такое, не имеет смысла. Если к ночи я не приму противоядие, то умру. И так долгое время.
Герцог по-новому посмотрел на стоящую перед ним красотку. Отсутствие в голосе и тени страха, полнейшая уверенность в собственных силах. И никакого стремления к смерти во имя своей веры или страны. Смерть ею учитывалась, но как худший исход, к которому можно прибегнуть лишь тогда, когда и впрямь не будет другого выхода. Это внушало уважение.
– Что хочет предложить твой господин, жрица?
– Возможность, герцог, – отбросила привычное тут титулование Градимира. Ведь разговор пошел серьезный. – Четыре предыдущих оставили вас лишь с тем, что было в самом начале. И то не совсем. Восточная марка была оторвана покойным Оттоном Рыжим от ваших земель, имелись и другие потери.
Генрих с заметным трудом удержался от гневного рыка, направленного не на жрицу, а просто в никуда… Хоть и удержался, а лицо его все равно исказилось, превратившись в маску ненависти. Ненависти ко всем тем, кто стоял у него на пути, живым и даже уже мертвым.
– Не я, так мой сын вернет потерянное и приобретет новое. И даже имперский трон!
– Князь Хальфдан Киевский верит в вашу решимость, герцог. Потому мне и поручено предложить вам ту возможность, о которой я пока еще не сказала. Но вас интересует возвращение родовых земель? Это самое малое, что вы можете получить.
– Значит, все же война, – криво ухмыльнулся Строптивый. – Византийская змея опять смотрит на ненавистных славян-венедов. Она до сих пор не забыла смерти своего мужа-императора, который, как все говорят, умер от расстройства из-за поражения в той войне. Войне с варварами-язычниками, которых разбил его отец.
Градимира кивнула, сочтя, что слова сейчас скорее вредны, чем полезны. А показав согласие таким образом, продолжала слушать.
– Великий князь Киевский может получить мое неучастие. Я не собираюсь жертвовать своими баварцами из-за сумбурных желаний Феофано. И своей выгоды не вижу. Мои земли с венедами не граничат.
– То всем ведомо. У вас иные интересы. Восточная марка, части большой Карантании и марка Верона. Ведь раньше они тоже были неотделимы от Баварии. И мой князь понимает, что вам не за что любить сидящую на троне линию Людольфингов.
– Я сам Людольфинг!
– Линию, герцог, а не весь род, – мило улыбнулась Градимира, хотя наивная улыбка и ядовитые слова плохо сочетались. Но сейчас именно на несоответствие она и рассчитывала. – Однако мы говорили о войне. Большой войне, страшной войне. В нее уже вовлечены Норвегия, Дания, Йомсборг, Русь. Втянутся венеды, поляки, Священная Римская империя… А вы будете сами по себе. Но надолго ли? Вас обязательно призовут как вассала императора. Того императора, которого вы не так давно схватили, как шкодливого щенка за шиворот.
Опасные в любом ином случае слова сейчас были восприняты Генрихом… благожелательно. Ведь именно эти воспоминания были одними из самых ярких и приятных. Победа сама по себе, она чуть было не обратилась полным триумфом. Помешал лишь страх иных германских герцогов и графов. Они просто побоялись возвести на трон такого… жесткого и решительного правителя. Предпочли мальчишку, находящегося под полным влиянием матери-византийки. Византийка же привыкла интриговать и договариваться, подкупать, а не казнить, если прослеживалась такая возможность.
– Ваш князь думает, что я со своим войском пойду не на помощь императорской армии, а против нее.
– Нет. Это может быть неправильно понято. Зато у вас будет возможность еще до того, как император призовет герцога Баварии как своего вассала… Поднять пятое восстание против императора. И возродить прежнюю Баварию. Для начала, а потом станет возможным осуществление и других ваших желаний.