Глава 4

Уже на следующий день господин Мокров стоял у дома напротив бывшего обкома партии, а со вчерашнего утра и бывшего областного совета депутатов трудящихся. Че там будет теперь, не знал никто. За плотно зашторенными окнами, пустыми, гулкими коридорами неприкаянно блуждал призрак коммунизма. Иногда он останавливался у высоченного окна, отодвигал тяжелую, непроницаемую штору и выглядывал на улицу.

Увидев Мокрова, одиноко стоящего у дома через дорогу, призрак погрозил ему кулаком и скорчил болезненную гримасу. Мокрова передернуло. Он виновато улыбнулся и поспешил войти вовнутрь.

У двери с ядреной медной бляхой «МИА «Надежда-прим». Генеральный директор Коробейникова Н.В.» господин Мокров замер, как студент перед столом с экзаменационными билетами, то есть, абсолютно бездыханно.

А вдруг там его судьба? А вдруг она похожа на того придурка, который только что угрожал ему из окна? Впрочем, кажется, у того было человеческое лицо. Но что может быть страшнее враждебного тебе человеческого лица?

Мокров осторожно прикоснулся к кнопке звонка. Он еще не успел нажать на нее, а звонок уже дребезжал в его голове, выдавливая наружу барабанные перепонки.

От злости на самого себя он притопнул ногой: да какого черта! В конце концов, че такое это «МИА-прим» супротив его «Родничка»?! А с Коробейниковой он, вообще, как шутили до революции, в одних чинах. И сыграет он с ней за милую душу на свои кровные! Не на казенные же, как неврастеник и кретин… Митя Карамазов!

Впрочем, тот был белый офицер, хотя и в отставке. А он, Мокров, большевик, хотя, кажется, тоже… кое-что занял у «Родничка», но — до первого же выигрыша! И у тещи… Теще можно и не отдавать, она ему сама кругом должна! Играть так играть! Чтобы потом о нем, как о покойном Лежневе — на всю страну: Мокров — это!..

Он мечтательно закатил глаза, и вдруг почувствовал, что его палец глубоко вдавил кнопку звонка, и где-то там, за дверью, тот верещит, как мартовская кошка.

Дверь открыли не сразу. Мокров уже подумал, что пришел не ко времени. Может же быть у людей второй завтрак, по-английски, кажется, ланч? А может… от этой мысли хозяин «Родничка» похолодел, как человек, позвонивший в квартиру друга в тридцать седьмом, а может, их всех уже забрали за связи с этим самым… с Белым домом, с макашовым-баркашовым и их чернорубашниками! И в офисе уже засада! Может это как раз на их деньги позавчера громили московскую мэрию и Останкино! А тут он — собственной персоной!

Ну мэрия Мокрову, как лишняя тонна песка бедуину. Но поднять руку на всенародную забаву! Впрочем, тут Мокров позволил себе немного расслабиться, откуда у «Надежды-прим» деньги на путч, если лично он еще не дал ей ни копейки!

И в это самое время дверь в офис открылась, и на пороге возникла особа сорока с лишним лет, легко запоминающейся внешностью. Среди женщин, каждый год присылаемых в его хозяйство бессмертным профкомом, таких было большинство. Врожденный комплекс второсортности еще сквозил в каждом ее движении, и только в глазах уже дрожала крохотная искорка будущего испепеляющего душу пламени. Нечто подобное смогла, наверное, разглядеть в Золушке ее могущественная тетка, а Россия в глазах маленькой принцессы ангальтской.

— Я, собственно, по объявлению, — недолго думая, представился Мокров и переступил порог.

— О! Халло! — несколько натянуто ответила ему особа и протянула руку. — Я — Надежда Коробейникова! А мы давно ждем вас! С самого утра!

— То есть… как? — ошарашено пробормотал Мокров, пораженный ее провидением.