— Стоять! — скомандовал он, перекрывая шум возни, дыхание, стук сапог. — Ти-хо!
Она, отшатнувшись, замерла. Внезапный стыд, даже страх того, что она творит, окатил ее. Но она должна, должна что-то делать, чем-то помочь!..
Солдат-коротышка, яростно сопя, шумно отряхивался; другой настороженно стоял рядом, дыша табаком. Офицер выглянул на улицу, прикрыл входную дверь и жестом пригласил ее в ту самую боковую дверь. Она вошла в полуосвещенное, невероятно казенного вида помещение, маленькое и теплое.
— Ну? — холодно осведомился офицер — старший лейтенант с какой-то красной повязкой на рукаве и тугой коричневой новенькой портупеей через плечо. — Кошелев! — крикнул он в дверь. — Кошелев, ну-ка пройдись у дверей снаружи, погляди. Так что? — Он в упор смотрел ей в глаза. — Плохо закусила, милая?
— Я — жена Машкова, — устало вновь сказала она. Тот порыв, тот сумасшедший ветер, что нес ее, схлынул. А она так надеялась, верила. И в этот миг она, испугавшись себя, вдруг поняла: она... Да, она о б р а д о в а л а с ь этому ужасу, потому что увидела в нем надежду на возвращение Виктора! Она верила, что, вымолив непонятно у кого его возвращение на землю, она вымолит его возвращение к себе. И невозможная, давящая усталость навалилась на нее. Да, Машков был прав... И она ясно сейчас поняла, что если этот строгий парень не отправит ее в милицию или, того хуже, в сумасшедший дом, можно считать, что она легко отделалась. — Я — жена Машкова...
— А я — муж, скажем, Петровой. И что?
— Штурмана Машкова, — почти равнодушно сказала она. — Я сяду... Вот сюда...
Старший лейтенант протянул руку, наверно, хотел потребовать документы, но, глянув на ее ноги, руку опустил.
— Мой муж сейчас в воздухе, — безнадежно сказала она. — И я должна знать...
— В воздухе? Откуда такая информация?
— О господи, вид мой ужасен, я знаю, да. Но вы же понимаете...
— Я ничего пока не понимаю.
— У него беда, поймите! Вы не летаете, вы не знаете... — Нет, все зря, все пусто и горько, все безнадежно...
— Летаю, — жестко сказал он. — И летаю, и знаю. И Машкова тоже знаю. А вас — нет.
— Просто он ушел, — опустошенно сказала она. — Давно. Но сейчас у него беда. И ему надо помочь...
Лейтенант молча изучал ее глубоко посаженными темными глазами. Потом снял телефонную трубку, подержал ее, размышляя, и неспешно набрал номер.
— Санчасть? Док? Сережа, я... Ну да, Лавриков. Слушай, подойди сюда. На минуту. Ну, надо. Надо, говорю! По делу... Сам подойди. А лучше подъедь. Да. Давай...
Он положил трубку и спокойно сказал:
— Сейчас тут будет мой друг и хороший знакомый вашего... — он запнулся, — вашего мужа. Я хочу все выяснить: обязан. А уж там будем думать.
Коротко стукнув, вошел Кошелев, тот самый коротышка, и, покосившись на Марину совсем не зло, а скорее с любопытством, негромко доложил: