Николай упорно смотрел за борт, пытаясь хоть что-то увидеть, но видел в пролетающих волнах тумана все то же призрачное отражение вспышек АНО. Надо, необходимо увидеть землю! Или воду, или что там под ними... Но мешала Наташка; в маленькой кухоньке тепло и уютно, мягкие шторы отгородили ее от всего мира, и он, Коля, пришел с полетов, и Наташка, вся пушистая со сна, мило-неуклюжая, взбивала любимый Колькин омлет, а на сковородке уже что-то шипело вкусно, и Наташа, щурясь спросонок, говорила: «А с кофе ничего не выйдет. Я твой лучший и единственный домашний врач...» «Жена!» — возражал Николай. «Тем более, и потому должна заботиться о драгоценном сердце великого пилота и любимого мужа...»

И не было в его душе страха и отчаяния, и не было в сердце его усталости и пустоты. Он был спокоен за себя, знал, что все уготованное ему пройдет и выдержит, — и этим был счастлив. Была лишь горечь: как же так? Почему так безнадежно, неисправимо и, главное, бесследно? Неужели бесследно?

Командир был рядом — настоящий командир; он помог Николаю и сделал так, что его, Николая Савченко, присутствие здесь воспринимается не только как нечто само собой разумеющееся, но и как надежное, необходимое, и это наполняло душу Николая хорошей, спокойной благодарностью. Но если все именно так, если он сдал экзамен, который рано или поздно приходится сдавать каждому человеку, — где ж тогда справедливость?!

Все, что он выбрал в жизни, он выбрал сам. «Иди в молодости своей дорогой, куда ведет тебя сердце твое!» — так написала ему мать в день восемнадцатилетия. И сейчас, в эти минуты, он знал — его выбор был правильным. Путь свой он выбрал верно. И если б снова назад, и знать все заранее, и увидеть все заранее — он все равно шагнул бы на ту же тропу...

— Экипаж! — раздался голос Кучерова. — Приготовиться к вынужденной посадке. Еще раз все проверить. Подтянуть ремни. Внизу возможна вода. Фары?

— Нет, — спокойно отозвался Агеев. — Фар не будет.

— Ясно. Штурман, приготовить осветительные и сигнальные ракеты.

Они не знали и не могли знать, что уже недалеко от них — недалеко по авиационным понятиям, — в каких-то трехстах километрах, вонзились в туман и перешли на пилотирование по приборам и указаниям операторов наведения два сверхзвуковых истребителя; что дальше, за ними, летит в предполагаемую точку перехвата Ил-28, пилотируемый полковником Царевым.

 

...Низкий мощный гул турбины; истребитель пронзает серую пустоту, широко разъятыми пастями воздухозаборников он свирепо засасывает, втягивает, заглатывает ее, прессует, опаляя в горниле чудовищных, звездных температур, в ревущем неукротимо огненном вихре, швыряет ее, беснующуюся адским пламенем, на лопатки турбины и раскаленным комом туго скрученного пространства отбрасывает назад сотнями мгновенно выжженных свистящих километров.

— Доворот влево десять.

— Выполняю.

— Вот так хорошо... Теперь внимание — цель на курсе, ниже два, дистанция — триста.

— Понял...

— Включите сканирующий...

— Уже...

Поисковый радиолокатор хватает цель на сканировании уже с трехсот километров, но сейчас его индикатор пуст. А время идет, время летит... Да где ж ты?

Экран светится тускло-лиловой пустотой.

— «Вымпел-шесть», внимание! Цель смещается вниз, отклонение по вертикали вниз три, четыре, цель снижается!

Да где же ты?!