— Девушки, может быть, стоит прекратить экзекуцию? Думаю, молодой человек понял свою ошибку, — попытался Никита прекратить вакханалию.
Но нас уже было не остановить. Марина обмотала руки Алекса мишурой, чтобы ему было сложнее сопротивляться. А на шипящее "Извращенка" девушка только усерднее начала его щекотать. В Воронцове, видимо, взыграла мужская солидарность, потому что он начал оттаскивать нас с Мариной, пытающих Алекса.
— Аринка, этот на тебе! Я у ушастого слабое место нашла! Между четвертым и пятым ребром. Запомнить надо.
Марина активнее начала расправляться с Алексом, обнаружив его Ахилесову пяту, а меня ногой подтолкнула в сторону Никиты, порывающегося обезвредить меня с сестрой. А что мне делать? Сопротивляться, конечно. Хватаю еще одну подушку с белоснежным улыбающимся снеговиком и показываю ее Никите. Ну как показываю… Утыкаю снеговика в лицо начальника. Водяным в твердом агрегатном состоянии Воронцов не заинтересовался и быстро отправил его вслед за Снегурочкой, кинутой Алексом.
Как только начальник коснулся меня, все перевернулось вверх ногами. И это не просто красивое выражение, а фактическое описание того, что произошло. Не знаю, как Никита это сделал, но он смог перевернуть меня вниз головой и сейчас держал за лодыжки. Я пронзительно завизжала от таких перемен и уперлась руками в пол, дабы обезопасить свою черепушку в случае чего.
— Не ори, Арина, не уроню, — засмеялся Никита.
— Марина, твой брат изверг! Спаси меня-я!
Решив, что силы равны, мы закончили потасовку. Чтобы закрепить перемирие, мы дружно украсили елку. Правда, пару раз мы с Алексом шипели друг на друга, потому что не могли прийти к общему решению: что и куда лучше повесить. Но в эти моменты Марина с Никитой смотрели на нас так, что ссориться мы не рисковали. Видимо, Алекс вспоминал о том, как страшна щекотка между четвертым и пятым ребром. А я любила иметь землю под ногами.
Когда все готово, наша четверка отходит и довольно смотрит на выполненную работу. Марина выключает свет, потому что в темноте гирлянды выглядят ярче и эффектнее. Елка тоже приобретает особый волшебный вид. А моей талии сзади касается рука.
— Теперь можно ехать? — интересуется Никита у Марины.
— Так уж и быть, — кивает его сестра, не оборачиваясь назад, что меня очень радует, ведь, где покоится рука Воронцова она не видит.
— Сматываемся быстрее, — шепчет Никита, а Алекс понимающе усмехается, услышав.
23
— Если ты думаешь, что то, что произошло в мастерской что-то значит и надеешься на продолжение, то… — начинаю я, когда мы садимся в машину Воронцова и отъезжаем.
Фразу я свою не заканчиваю, потому что не знаю, как это сделать. Откидываюсь на спинку сиденья и прикрываю глаза. Потираю виски — голова гудит и раскалывается. Я так устала. Устала быть одна, устала сопротивляться тому, что чувствую к Воронцову, устала взывать к разуму тело, тянущееся к ласке.
— То ты не прав, и между нами ничего не будет? — продолжает начальник фразу за меня, но в вопросительном тоне.
— Да. Но нет. Вернее, я не знаю, — сбивчиво говорю я, сильнее сжимая виски.
Открываю глаза. Вечерний город, над которым натянулся темно-синий купол неба, горит белыми и желтыми огнями фонарей, фар автомобилей, окон квартир и магазинных вывесок. Никита уверенно крутит руль. Он молчит, давая мне собраться с мыслями, а я понимаю, что собрать их мне будет сложно.
Думала ли я когда-нибудь о том, что встречу его? Никогда. Представляла ли я, что мы будем вместе украшать елку, а потом сядем в одну машину? Нет. А все потому, что жизнь — очень непредсказуемая штука, и ты никогда не знаешь, куда она заведет. Может быть, я больше никогда не встречу мужчину, способного вызвать во мне такой ураган. Тогда почему я должна сейчас бояться чужих пересудов и осуждения? Хотя я боюсь не только шепотков за спиной и мнений людей, которые мне никто.
— Скажи честно, — обращаюсь к Никите, впиваясь в него испытывающим взглядом. — Если я сейчас соглашусь ехать к тебе, а после не пресеку твои приставания, то мы переспим, но на утро я буду в твоих глазах падшей женщиной, да? Ты будешь считать, что я легкодоступная и готова на все, ради продвижения по карьерной лестнице, — горько усмехаюсь, закусывая губу, чтобы не разреветься. — Поэтому нам надо со всем этим кончить. Покончить, вернее.