37
Элена
Тишину нарушает звонок в дверь. Пальцы застывают над клавишами. Я поднимаю голову и вслушиваюсь. Кому я могла понадобиться? Кажется, я знаю, кому и зачем. Снова звонок. Я бросаю взгляд на открытую дверь спальни. С моего места видны ступеньки лестницы, ведущие вниз. Я вижу, как отставляю компьютер в сторону, поднимаюсь с постели, иду вниз по лестнице, открываю дверь. Я вижу, как это происходит, представляю себе, как я это делаю, но не двигаюсь с места. Сигнал затихает, и я возвращаюсь к компьютеру.
Часы идут, я теряю счет времени. Спина и шея болят от неудобной позы, запястья ноют, но я не перестаю писать. В комнате темнеет, потом светлеет, а я продолжаю писать. Спала ли я сегодня ночью? Может, час-другой, не знаю. Мне кажется, мой организм утратил потребность во сне. Я так долго боролась с бессонницей, что в итоге поборола ее и просто-напросто избавила себя от одной из основных человеческих потребностей. Пока я пишу, сон мне не нужен. Я выхожу из комнаты только для того, чтобы сходить в туалет или утолить голод, да и то если желудок начинает требовать пищи. Так что какие-то потребности у организма еще остались.
На кухне я задерживаюсь ровно столько времени, сколько нужно на то, чтобы сделать бутерброд, сварить яйцо или заварить чай. Жалюзи по-прежнему опущены, и я их не поднимаю, но все равно взяла в привычку стоять спиной к окну. Я стараюсь делать все как можно быстрее, чтобы не тратить время впустую. Не сажусь за стол, чтобы поесть, а беру тарелку или чашку и возвращаюсь в спальню. Ем или пью и одновременно работаю.
Я пишу о женщине и мужчине, о неизбежном коллапсе и о том, что последует за ним. Я пишу, а в комнате темнеет и светлеет. Может, один раз. Может, несколько. Скорее всего несколько раз.
То и дело раздается звонок в дверь. Я не знаю, сколько раз это происходит, не уверена, что нахожусь в полном сознании. Время от времени шум в ушах заслоняет другие звуки, иногда нарастает и переходит в вой сирены. Чаще всего он проходит, стоит мне отложить компьютер и поспать. Дверные звонки тоже прекращаются. Нужно только не подходить к двери, и рано или поздно люди сдаются. Телефон я давно уже отключила. В доме остались только мы с текстом. Текст и я.
Свет пропадает, и мы вместе погружаемся в темноту.
38
Проснувшись, бросаю взгляд на часы. Начало шестого. Я лежу на спине, смотрю в потолок и пытаюсь определить, утро сейчас или вечер. У меня нет ответа на этот вопрос. Впрочем, не важно, какое сейчас время суток. Тишину нарушает глухой сигнал. Этот звук мне знаком, думаю я, вертя головой. Мышцы шеи ноют от каждого движения. Звук повторяется, и я понимаю, что это дверной звонок.
На этот раз посетитель не сдается. Звонки – короткие и длинные – следуют сплошной чередой. Я поворачиваюсь на бок, чувствую, как матрас прогибается под моим весом. Простыня серая и грязная. Я опускаю глаза и вижу пятно размером с монету ржавого цвета. Запекшаяся кровь на правой голени говорит о том, что я расчесала кожу до крови.
Звонок затихает. Я поднимаю голову и прислушиваюсь. Прозрачная нитка слюны тянется от подбородка к матрасу. В дверь начинают стучать. Нет, не стучать. Колотить. Череда сильных ударов в входную дверь. И снова дверной звонок. Со стоном я зажимаю уши руками, но это не помогает. Встаю из постели и, шатаясь, иду к двери.
– Да-да, я иду.
Только распахнув дверь и увидев ошеломленного Лео, я понимаю, что стоило сначала посмотреть на себя в зеркало.
– Дерьмо! – вырывается у него. Потом: – Как вы себя чувствуете?
Я провожу языком по шершавому налету на зубах. Кожа головы чешется, я не помню, когда в последний раз мыла волосы. Окидываю себя взглядом – вся футболка в белых липких пятнах. Видимо, я ела йогурт или мороженое. Мне должно быть стыдно за то, что я открыла в пижамных штанах и футболке, но я понимаю, что скорее должна радоваться тому, что вообще одета.
Поднимаю руку к лицу и тру переносицу.
– Я… приболела…
Лео смотрит на меня с недоверием.
– Приболели? Я не видел вас много дней. С самых выходных. И жалюзи были все время опущены. И вы не открывали дверь, сколько бы я ни звонил. Я боялся, что вы умерли.