«Вот и прекрасненько, — порадовался за них Крокодил. Спокойно припарковал свою скромную «тойоту» и, как к себе домой, вошел в подъезд. — Но сдастся мне, должен быть еще и старший…»

Место рядом с водителем пустовало, и наблюдатели передали, что за Луцевичем приехали трое. По плану Крокодила они должны были подъехать к восьми и наблюдать за домом. К девяти подъезжал Геннадий. Раньше просто неудобно беспокоить профессора, и раньше, по расчетам, ему нечего делать в клинике. Но осторожный Барабашкин решил ускорить события и прислал за Луцевичем сопровождение к девяти утра, уведомив по телефону. Его извинения к схеме Крокодила не относились, коррективы и операцию вносили по ходу дела. Накладка обозначилась.

Крокодил подошел к лифту, оттуда вышел профессор Луцевич в сопровождении лейтенанта милиции. Крокодил его в глаза не видывал, но присутствие стража порядка прояснило отсутствие знакомства с фотографией. Знакомство состоялось при независимых обстоятельствах.

«Была не была!» — примял решение Крокодил. На раздумья Бремени не осталось.

— Олег Викентьевич! — кинулся он к профессору с распростертыми объятиями. На лейтенанта и не взглянул. — Какое счастье, перехватил Вac!

Профессор безо всякого озадачился, но незнакомец выкладывал дело споро и бойко, а подкупило его другое — грамотно:

— Понимаете, какая петрушка произошла? Я из ЦКБ, привез рентгеновские снимки Судских, они вам понадобятся, мой шеф приказал обязательно передать их вам.

Какой шеф, какие снимки? Луцевич, которому уже исковеркали утренние часы, «доходил», ожидая ясности.

— Шеф даже машину свою послал, пойдемте, снимки в машине, — старился не потерять темпа Крокодил.

Лейтенанту было безразлично, какие ведомственные недочеты мешают движению, и Луцевичу были абсолютно не нужны эти снимки, по, как человек воспитанный, он послушно двинулся за незнакомцем, который втерся между ним и лейтенантом, увлекая его к «тойоте». Лейтенант вежливо отстал.

Прошу, предложил хозяин и распахнул — заднюю дверцу «тойоты». Сидевший там охранник живо выбрался наружу, а Крокодил занял его место. Луцевич добродушно ожидал окончания вынужденной задержки.

— У нас секунды, Олег Викентьевич, — начал Геннадий. не сводя глаз с лица Луцевича. — Сделайте так, чтобы генерал Судских на сутки задержался в клинике. Он в опасности, его незаконно удерживают под арестом, до операции его довели менты, избили. Решайтесь, Олег Викентьевич. Либо золотым крестом одарю, либо чугунным. За генерала жизнь отдам.

— Да не оглушу его так сразу, — добродушно говорил Луцевич. А остальное меня не интересует. Будьте спокойны.

Говоря о спокойствии, Луцевичем не менее прекрасно отдавал себе отчет, какие сложные интересы свели его с незнакомцем, который явно подвирал, причислив себя к врачебному корпусу, и сама операция пол надзором собровцев — из рук вон происшествие, и пациент, которого он еще не видел, но познакомился с высокопоставленным милицейским чином, сложно и пугано втолковывавшим ему о необходимой секретности. Как врач, он обязан приложить максимум стараний доя успешной операции, как человек, он симпатизирует не милицейскому чиновнику с бегающими глазками, а этому незнакомцу, который явно рисковал, знакомясь с ним.

— Все будет хорошо, — уверил он незнакомца.

— Верю и уважаю, — по-прежнему пытливо смотрел на Луцевича Крокодил. — Жизнь моею товарища в надежных руках.

Лейтенантик что-то учуял: физиономии сопровождающих врача из ЦКБ ему но вкусу не пришлись.

— Посмотрели снимки? — спросил он, когда Луцевич перебрался в милицейскую машину. Взгляд был подозрительным.

— И смотреть не стал, — махнул рукой профессор. — В ЦКБ всегда перестраховкой занимаются. Вот на иностранной машине приехать — они могут, а лечить никогда не умели. Паркетные шаркуны, а не врачи.

Лейтенант успокоился.