- Дурой меня не считай, Шубин. Вас всего трое. На два выхода. Сам знаешь, как я стреляю.
Шубин на мгновение впал в ступор. Иринья явно действовала на него отупляюще. Но он быстро взял себя в руки.
- Живо в избу, Иринья! Сейчас ты не то что самопал, ложку в руках не удержишь.
- Много ты обо мне знаешь. Смотри, - Иринья нагнулась, схватила ближайший самопал за покрытый узорочьем широкий ствол.
- Тихо все! – прошипел вдруг Шубин, подняв руку.
Они замолчали, и в наступившей тишине услышали, как далеко за оградой надрываясь лают собаки.
- Уже явились, - почесал щеку Шубин. – Быстро они.
- Со стороны леса прут, - сказала Иринья. – Знают, что в ущелье у тебя ловушек немеряно. Признавайся, Шубин, кому на этот раз дорогу перешел?
Шубин не ответил. Перекрестился, беззвучно прошептав краткую молитву, поднял с земли пару самопалов и мешок со снаряжением. Сказал что-то Хадри и тот убежал на другую сторону двора.
Собаки лаяли все ближе.
Макарин шагнул к нартам, развернул сверток с оружием, быстро накинул защитную стеганку. Выбрал шлем из принесенной самоедом груды, старый, но вполне еще крепкий.
Шубин тем временем вскарабкался на ограду, пригнувшись, выглянул в бойницу. Потом обернулся, и когда Макарин подошел ближе, тихо сказал:
- Стрельба пока отменяется. Ярганы разговаривать хотят.
Глава 11
Наблюдательные посты шли поверх ограды через каждый десяток шагов. Узкие дощатые настилы с бойницами и крышей из почерневшей соломы. На любом из них могли разместиться по двое бойцов с полным вооружением. Сейчас бойцов было трое на всю ограду. Шубин занял пост слева от ворот. Макарин поднялся на правый. Хадри сидел за избой, на другой стороне двора, у выхода в ущелье, на тот случай, если враг решит обойти с тыла. Все остальные посты пришлось оставить пустыми. Шубин хотел натаскать туда соломы и соорудить чучела, но времени на это уже не оставалось. При таком раскладе шансов на успешное отражение серьезной атаки было маловато. Бабушка Нембой уплыла в избу. Упрямая Иринья сидела за колодцем, обложившись разномастным оружием. «Если с боков попрут, постреляю» - сообщила она. Пасущиеся олени бродили вокруг самоедского шалаша и прядали ушами от собачьего лая.
Ворота были небольшие, одностворчатые, поэтому расстояние между привратными постами было меньше, шагов пять. Можно было переговариваться шепотом.
Псы хрипели, визжали, заходились в лае совсем недалеко, за поворотом, но их не было видно, как не было видно никого в округе. Стоял тот же темный дремучий лес, и только торчащий из травы посреди засеки длинный шест сообщал о том, что рядом с заимкой что-то изменилось.
Шест был резной, украшенный соболиными хвостами и металлическими подвесками. На его макушке был укреплен пожелтевший олений череп.
- Если б череп был волчий – они бы уже стреляли, - тихо пояснил Шубин. – Череп оленя – переговоры. Череп волка – война.
- Ты видел, кто установил шест?