— Вы еще не одеты? — удивленно спросил он.

Ее худенькое, бледное лицо порозовело: очень трудно было сразу ответить на этот вопрос. А дальше все произошло так быстро, что она ничего не успела предпринять: он снял с себя шарф, набросил ей на шею. Только тогда она спохватилась и заговорила испуганно:

— Мне не холодно… На самом деле не холодно… Знаете, какая я закаленная!

— Не знаю! — коротко ответил Ленин. — Будьте добры надеть шарф как следует!..

Выхлопывая черный дым, машина выехала за ворота Кремля. Движение на улице было небольшое, но шофер все время беспокойно озирался и давал частые гудки. Мария сидела неподвижно, стараясь занимать поменьше места; руки ее нервно перебирали концы шарфа.

Ленин, смотревший в стекло, повернулся к ней.

— Все мы безбожно перегружены работой! — сказал он, точно отвечая на какие-то свои мысли. — Нужно письмо написать, а отделываешься запиской. Даже узнать друг друга поближе иногда нет возможности… Расскажите немного о себе! — неожиданно закончил он.

Рассказать о себе! Немного!

Она мгновенно вспомнила, как, оторвавшись от бумаг и потирая усталые глаза, он говорит ей:

— Длинно написано! К чему эта беллетристика! Сколько уходит времени, пока доберешься до выводов, практических предложений! Нет, надо выработать телеграфный стиль для деловых бумаг!

Мария часто вспоминала об этих словах, вытягивая суть дела из потока «беллетристики», проходившей через ее руки. Сейчас ей пригодился этот маленький опыт: она рассказывала только о главном, о том, что было решающим в жизни. У нее уже складывалась настоящая биография, несмотря на молодость: революция, Украинский фронт, партизанский отряд, где она воевала вместе со своим мужем, тоже молодым человеком; теперь он лежит в московском госпитале, поправляясь после тяжелой контузии.

— А когда выпишется, будет щеголять в гимнастерке, как и вы! — нахмурился Ленин.

С какой радостью она ответила бы, что нет, не будет, но человеку, который сидел рядом, нельзя было говорить неправду.

Машина уже подъезжала к гостинице «Националь». Мария осторожно начала стягивать шарф, но Ленин вдруг погрозил ей пальцем:

— И не пытайтесь! Извольте его носить!

Часа через два вернулась с митинга товарищ Коллонтай и вызвала к себе секретаря. Слово «вызвала» носило, конечно, весьма условный характер: кабинет наркома социального обеспечения помещался тут же рядом, в бывшем гостиничном номере — стоило только приоткрыть дверь.

В руках у Коллонтай был запечатанный конверт:

— Это в Наркомпрод, Мария! Во что бы то ни стало найдите самого Александра Дмитриевича и передайте ему в собственные руки.

Она протянула письмо и вдруг, выйдя из-за стола, сказала с каким-то особенным выражением:

— Ах, Мария, Мария! Если б вы знали, какой урок я получила сегодня, если б вы только знали!