Вюст, стрелявший как дилетант, снял наушники.
— Это сужает круг поисков. Как лингвист могу точно сказать — вы не из Германии. Может, болгарин, венгр или румын. В этих странах полиция и армия оснащалась немецким оружием, — уловив взгляд Никольского, добавил: — После оскорбительных речей в бункере фюрера СД и гестапо получили задание установить вашу истинную личность.
— Интересно, кто же я?
— Пока неизвестно.
— Полагаю, это не имеет значения, будь я сам помощник Сталина. Моя задача — связать фюрера с Верховными, решение принимать ему.
— И все же. Если спецслужбы установят, что вы родом из враждебного государства, Гиммлеру будет гораздо легче опровергнуть обвинения в свой адрес и поставить под вопрос действительность сообщений от Высших Неизвестных.
— Смешно. Та же названная вами Венгрия объявила войну Германии. Как и Италия. Мир против вас, Вальтер. Как можно отталкивать руку помощи единственного друга, способного помочь?
Вюст вытащил опустевший магазин. Помедлил и, наконец, задал вопрос, который весьма интересовал его в последние дни.
— Господин посланник, разрешите вопрос. Предлагается спасение отдельным лицам системы, но не всей Германии. Я могу рассчитывать, что меня тоже как-то спасут?
— Да, ваше положение сложное. С одной стороны, красные и союзники, не жалующие СС, с другой — недовольный вами и смертельно опасный Гиммлер. К сожалению, моя роль чисто техническая, без права принятия решений. Могу лишь надеяться, что Высшие, учтут ваш вклад в деятельность Аненербе. Поэтому считаю, что у вас есть шанс.
— Спасибо! Я также учту ваше доброе расположение ко мне. Неизвестно, как оно повернется.
Записал меня в приятели, нацистская гнида, усмехнулся про себя Никольский. Не надейся. У Курта есть фотографии из концлагерей, что наснимали американские солдаты. Медицинский отдел Аненербе там отметился по полной. Поэтому в аду для штандартенфюрера приготовлено не самое прохладное место.
На следующий день удалось выпросить у Вюста крохотную прогулку на участке земли за особняком. Там агент потусторонних сил уселся на деревянную скамью и закурил.
Пахло весной. Снег лежал потемневший, плотный, готовый без следа исчезнуть до зимы. Как хотелось надеяться, что следующая зима будет мирной и на пригороды Берлина не будет оседать сажа от пожарищ после бомбежек.
Прикрыв рот перчаткой, удерживающей папиросу, Никольский тихо произнес:
— Александер, слышите меня?
— Здесь Курт, — немедленно отозвалось в голове.
— Я под постоянным наблюдением. Ожидаю вызова к Гитлеру в ближайшие дни.
— Наше руководство считает, вы работаете правильно.
— Во время обряда в замке мне, возможно, потребуется помощь.