«И учти: она поклонница русского фольклора, поэтому не очень удивляйся разным там картинкам у нее. Понял?»

«Понял».

Не хотел, но, похоже, выхода не было. Надо было и эту дорогу перейти. Хоть и жутковато. Только дико было все это слышать в обычной московской квартире.

Я вытер руку, мы выпили еще по стаканчику. На нас уже никто не обращал внимания, было много выпито, и гости разбились по интересам на маленькие компании. Но вопрос она задала, сильно понизив голос, почти шепотом.

«А Эрнест сидел по какой статье? Знаешь?»

«Кажется, пятьдесят восьмая, измена Родине».

«Так это хорошо! Пятьдесят восьмая уже давно пересматривается, а сейчас решили, что если зэк реабилитирован, восстановлен в правах, то и жилищные условия его должны быть улучшены. Короче, он имеет право на отдельную квартиру».

«Ну и что?»

«Ты что, чумовой? Он получает квартиру. А ты его комнату. Вот у вас и отдельная трешка».

Полковник услышал:

«Не тушуйся. Главное – нужные бумаги собрать. А именно: с какого года он прописан в Москве, справки с места работ и где его арестовали. Если в другом городе, то в Москве жилплощадь не получит. Но ты справишься, Владимир Карлович. Инга говорила, да и я вижу, что ты настоящий пацан, правильный».

Я кивнул полковнику:

«А могу ли я, если что, обратиться к вам за советом? Только я не знаю, как вас зовут».

«И не надо. Называй Иван Иванович! Это проще запомнить. Да! Только учти, что постановление о реабилитированных действует только в этом году, до конца декабря. Месяц сроку! Торопись! И правильное заклинание произнеси!» – засмеялся он.

«Хорошо! Спасибо!» – и я начал прощаться, хотя всем и так уже было не до меня. Только Валя мне улыбнулась женской улыбкой и помахала рукой. Я послал в ответ воздушный поцелуй. Нужны были деньги. Они у меня были, небольшая денежная немецкая литературная премия, которую я отдал на хранение старому другу.