Книги

На краю Дикого Поля

22
18
20
22
24
26
28
30

— Успел?

— Нет, он быстрее пришел, пришлось уходить. — мужичок говорил с характерным «пшекающим» польским акцентом — А при отходе меня и подстрелили.

— Кто приказал?

— Отец Кшиштоф.

— Зачем?

— Он получил от московитского вельможи сведения, что сей выкрест весьма опасен.

— Что это за вельможа?

— То знает только отец Кшиштоф.

— Понял? — повернулся ко мне князь — Пойдём, мои люди его ещё поспрашивают, за государевыми людьми уже посланы, может они и успеют и злодей не издохнет до их прихода. А всё что касается тебя, ты услышал.

В просторной трапезной мы выпили по паре кубков густого вина, пожевали какое-то мясо. Впрочем, я не почувствовал вкуса ни вина, ни мяса. Твою же мать пятнадцать раз! Отныне и навсегда есть и пить буду только из посуды, которую на моих глазах вымыли с мылом. Мы поговорили с князем о то и о сём, и я пошел к себе. Утром, ещё солнце едва взошло, меня позвали на помойку подворья. Там уже была выкопана яма, в неё, уже при мне, скинули труп поляка с вбитым в грудь немаленьким деревянным колом, сверху засыпали извёсткой, бросили пару горстей крупной соли, да и забросали могилу землёй.

— Жаль. — сказал князь — Жаль, что пшек издох раньше, чем мы узнали от него всё. Ну да ладно, паскуду псевдосвященника Кшиштофа государевы люди уже взяли, никуда не денется, всё расскажет.

Мне тоже было очень жаль. Жаль, что ниточка под угрозой обрыва.

Глава пятая,

которая начинается воспоминаниями, а заканчивается прогнозами.

Мороз и солнце; день чудесный! Я стою на берегу Псёла и наблюдаю за тренировкой хоккеистов. На двух катках, расчищенных прямо на льду реки гоняют шайбу непримиримые соперники: «Гномы» и «Молот», составленные соответственно из молодых рудокопов и заводских мастеровых. Их общий соперник, «Заслон» сегодня отсутствует: все воины, кроме караульного наряда ушли в рейд, как они говорят: «душить черкасов». И то сказать, воины черкасов ненавидят люто, потому что когда наши ловят черкасов, то просто убивают, а черкасы наших продают туркам на галеры.

А на льду «Заслон» показал себя настолько хорошо, что против них имеет шанс только сборная команда. Правила игры подсказал я, и вышло довольно случайно: сначала попросил кузнецов отковать мне коньки. Получилась неплохая копия «Снегурочки», памятной мне ещё с детства, их я вместе со старыми сапогами отдал сапожнику, и он закрепил их намертво. Начал я кататься на расчищенном катке, и, во время своего очередного приезда в Обоянь, на меня пришел полюбоваться новый наместник, Аксаков, Леонтий Иванович. Самому ему кататься невместно, но он тут же заказал коньки для своих сыновей и телохранителей. Глядя уже на них, коньками стали обзаводиться воины, а там и мастеровые встали на коньки. А я заказал и отослал в подарок его супруге, Марии Ивановне финские сани, с удобным креслом. Надо сказать, мы с боярыней теперь большие друзья. Она любительница послушать песни и спеть самой, а я периодически подкидываю ей новые песни. Особенно ей полюбилась «Катюша», и в исполнении боярыни с её девушками, песня звучит просто замечательно, тем более, что боярыня потихоньку собирает оркестр. Жаль, что до сих пор не изобрели аккордеона, впрочем, это инструмент очень сложный, и я, когда наконец начнут варить пружинную сталь стабильного качества, так-таки изобрету пищик, да и озадачу мастера Епифана Рябого сделать первую в Рыльске гармошку. Если всё удастся, то мы с ним и с князем Гундоровым немало денежек поднимем.

Да, что-то я постоянно отвлекаюсь, чуть не пропустил момент, когда «Молот» заколотил «Гномам» вторую безответную шайбу. Шайбу, ага! Поначалу мы тут использовали отрезок брёвнышка, но он, зараза, колется. Тогда кто-то из «Молотовцев» оковал деревянную шайбу полосой железа. Я пытался протестовать, но куда там! Мне меня же и процитировали: «Трус не играет в хакей». Так что канадское слово стало русским, не дожидаясь создания той самой Канады.

А видели бы вы, какие катания устраивают по вечерам! Под музыку, с песнями, в лучших нарядах. Опять же, с моей подачи, зародилось что-то вроде фигурного катания. Правда, в зимней одежде, и максимальный контакт — это подержаться за ручки или приобнять за плечико. Особенно молодёжь любит поздние вечера, когда танцующую пару на катке освещает прожектор. Прожектор, конечно слабенький, мощностью в одну керосиновую лампу. Отражатель отчеканен из листа железа, и его перед каждым субботним-воскресным катанием полируют прожектористы. Должность эта выборная, очень почётная: прожекторист стоит на небольшой вышке и как стемнеет освещает катающиеся пары. А на вышку, так уж повелось, стремятся попасть самые симпатичные девушки, для них даже построена удобная пологая лестница. Несимпатичные тоже стремятся, но у них меньше шансов, так что в прожектористы стремятся самые перспективные парни нашего городка.

Городок, как и в прошлом, назван Обоянью, и построен на месте неоднократно нами возведённых и уничтоженных врагами укреплений. Теперь ни у татар, ни у их прихвостней шансов нет. В мощной крепостице, пока что деревянной, базируется целый полк, более восьмисот воинов. Командует ими князь Мерзликин, продавленный на эту должность князем Гундоровым. А конкуренция была знатная: своих людей двигали Шуйские, Вяземские, и даже дядя царицы, Михаил Юрьевич, тоже прикладывал свой ядовитый язык. Победило знание местных условий и участие Сергея Юрьевича в открытии месторождения. А для царского спокойствия, в Обояни основали первый в России Особый Отдел Разрядного приказа. Командовать контрразведчиками приехал дьяк из Пскова, отличившийся там раскрытием заговора с целью бегства в Литву, пяти боярских семейств. Мы с ним поладили, и даже дружим, ну, насколько это вообще возможно дружить с гэбистом.

А вчера пришла весть о взятии Казани войском Ивана Васильевича. Оказывается, глава Разрядного приказа придумал хитрый ход: разобрали с десяток острогов по Волге, Тверце, Мологе и Оке, сплавили их к Казани, и, прикрываясь не слишком значительным войском, вышедшим к столице ханства, за каких-то три недели возвели крепость Свияжск. А потом подошли основные силы. Казань была обложена, и царь предложил Сафа-Гирею либо покинуть Казань вместе с желающими, с личным оружием и третью казны, либо поступить на службу русскому царю. Сафа-Гирей отказался, и в городе вспыхнуло восстание. За день и ночь восставшие практически вырезали противников вхождения в русское царство, и Казань открыла ворота. Сафа-Гирей, надо отдать должное его личной храбрости, дрался до последнего, но израненный упал и истёк кровью. Ему просто не успели оказать помощь, всё-таки при ранении подмышечной артерии, кровь уходит слишком быстро.