Флоренция, вилла «Кассаделламоре», 29 апреля, 03:14

Она ела, а он смотрел на нее, отмечая все изменения, считывая малейшие оттенки ее поведения, самочувствия и бог знает чего еще. Ей действительно было вкусно, но она держала лицо. И осанку. Она прямо сидела на табурете, аккуратно держа ребрышки. И он бы никогда не догадался о степени ее восторга, если бы не ее пальцы. Она, как обычно, скинула туфли и поставила голые ступни на перекладину табурета, на котором сидела. Вот пальцы ее и выдали. Они жили своей, параллельной жизнью, то сходясь, то расходясь в попытке объять необъятное, отхватив кусочек пожирней. Они будто жмурились и щурились от восторга своей хозяйки, а он смотрел на них и думал о том, что впервые за этот месяц по-настоящему счастлив. Потому что она рядом, потому что наконец ест и ей вкусно, потому что…

Неожиданно Кристина икнула и в ужасе, зажав рот рукой, посмотрела на него. Он спокойно подошел и открыл холодильник:

— Ничего из того, что пьют с ребрышками, тебе нельзя — ни пива, ни виски. Молоко не пойдет, воду тоже не надо. Остается сок, будешь?

Он посмотрел на нее, она вновь икнула, покраснела и кивнула. Он налил сок и поставил его греться в микроволновку. Она аккуратно откусила кусочек и продолжила есть. Когда он поставил перед ней теплый сок, она положила обглоданное ребрышко на тарелку и принялась пить. Сделав несколько глотков, она поставила стакан и спросила:

— Что ты здесь делаешь?

— Тебя жду.

Она не донесла очередное ребрышко до рта:

— В смысле?

Питер усмехнулся:

— Рой сказал, что его жена, будучи беременной обоими детьми, совершала ночные набеги на холодильник. Он был уверен, что ты появишься здесь сегодня ночью.

Она смотрела на него во все глаза:

— И ты решил ждать?