Второй продержался до конца только благодаря своей реакции и быстрым ногам. Все три раунда он только и делал, что удирал от Давида и всё же пару раз его лицо вступило в контакт с паровым молотом, от чего пустило багровый сок.
А дальше была непредвиденная развязка. Судья, какого-то чёрта, присвоил победу тому парню и этим вызвал шквал возмущения. Вся судейская коллегия сошлась на том, что снятые у Давида баллы за отсутствие техники вполне справедливы. Бокс это всё-таки спорт, а не дворовая драка. Так себе аргументы, применительно к сегодняшнему дню, но тогда…всё проглатывалось.
Обладающий обострённым чувством справедливости, Андрюха оставил секцию, но не оставил бокс. Оказывается, боксом можно заниматься и на улице, особенно таким боксом, какой исповедовал наш Давид. На улице даже проще, ведь недруги, не знавшие его нового увлечения, не успевали не то что защититься, а вообще что-либо сообразить.
Левая – и ты складываешься вдвое от удара под дых, правая – в башке включается северное сияние, ноги подкашиваются, во рту привкус металла.
Левая, правая – местный гопник Негон скрючившись отдыхает в сугробе.
Левая, правая – наш одноклассник и заклятый недруг Давида, Крысан хнычет, пуская кровавые пузыри,
Левая, правая, – зазнайка и задира по кличке Повар, сползает по голубой стенке школьного коридора.
Левая, правая! Левая, правая! Левая, правая! Пинок под зад. – Вниз по пролёту кубарем катится целый Ленин. И его достала разящая рука Давида за то, что когда-то давил его авторитетом.
Он не был хулиганом и гопником, он не претендовал на место дворового авторитета, ему просто нравилось…нравилось ощущать свою силу и превосходство, нравилось наблюдать как от пары бесхитростных движений скрючивается и валится на землю очередное тело, ему нравилось чувствовать как кулак придаёт новую форму чьему то лицу. Делает его пластичным. Нет, он не был садистом…не думаю…В нём просто отозвался ген большой обезьяны и он с радостью шёл на этот зов.
Чуть позднее обезьяне захотелось самку. Андрюха был не страшный, но девчонок почему то совершенно не привлекал. По крайней мере тех, кого он очень хотел привлечь. Тогда неуёмное желание вылилось в новую форму агрессии. Теперь он стал бить девчонок. Не то чтобы он отправлял их в нокаут, ему хватало толкнуть, швырнуть, пнуть, в конце концов, оскорбить. Его выходки становились всё более оскорбительными и вызывающими и проделывал он их довольно часто и у всех на виду, пока унижение девчонок не стало задевать самих пацанов. Давид, познавший неограниченные возможности длинных рук и тяжёлых кулаков, мгновенно осаживал того, кто делал ему замечание, предлагая выйти и поговорить. Дамский заступник оказывался в ловушке. Он не мог спасовать перед девчонками, и вынужден был согласиться на дуэль, в которой ему мало что светило, кроме ярких фонарей под оба глаза. Первой жертвой такой дуэли стал тщедушный Мышка, которого Давид уложил буквально за одну минуту. Но жертва Мышки была не напрасна. Он положил начало целой череде дуэлей.
Парни оценили подвиг Мышки, который не убоялся вступить в схватку с Давидом и теперь многие хотели примерить на себя шкуру героя. Дрались каждый вечер после уроков в садике, который был расположен напротив школы. Давид был непобедим, но постоянные наблюдатели дуэли, в числе которых был и ваш покорный слуга, всё больше склонялись к той мысли, что побить его всё-таки можно. Мне стало казаться, что с каждым проведённым боем Давид хоть чуть-чуть, но теряет свою мощь и уверенность. Каждый побитый пацан из школы или двора забирал у него по капельке силы, пробивал брешь в его защите.
Однажды на бой с Давидом решился и я. Я был так себе драчун, и не имел к Андрюхе никаких личных претензий, но не вызвать его я не мог. Это было что -то из разряда типа, прыгнуть в речку с вышки, или перейти глубокий овраг по тоненькой скрипучей доске. Я хотел преодолеть свой страх, который во мне несомненно присутствовал.
Бой обычно назначался на следующий день, и у меня было время, чтобы подготовиться. Закрывшись в своей комнате, я весь вечер махал ногами, воспроизводя все удары и вертушки, которые видел в фильмах с участием Джеки Чана. Мой план состоял в том, чтобы налететь на Давида, как ураган и сразу же нанести ему несколько ошеломляющих ударов ногами. В моих планах было победить Давида в первые же минуты боя. Всё бывает красиво в наших представлениях. Так я с криками наносил настолько сокрушительные удары воображаемому Давиду, что с одной вертушки снёс трюмо и разбил в нём одно зеркало, за что получил жуткого нагоняя от отца.
Уже с годами я стал понимать, что мои представления о том, что будет, разительно отличаются от реальности. Это сейчас я знаю, что чтобы я не запланировал, или представил, или не исполнится, или случится с точностью до наоборот. Я уже давно исключил из своего лексикона такие фразы как «я планирую», «в моих планах…» или «как я себе это представляю…». А тогда мне казалось, что всё будет точно так, как видится в моей голове. Давид будет стоять вот здесь, я прыгаю и моя нога попадает ему в область солнечного сплетения. Эх…даже жалко, если всё закончится с одного удара.
Но, как я уже сказал, всё вышло иначе. И день оказался не солнечным, как я его себе представлял, а пасмурным, и Давид был не в серой, а в светло голубой рубахе и драться пришлось не там, где обычно проводились все спарринги. В этот вечер сторожу приспичило красить именно ту беседку в садике, возле которой всё происходило, поэтому место поединка было перенесено на сквер возле школы.
И первый мой удар, на который я делал ставку, не удался. Я прыгнул так, как и задумывал, но не рассчитал, что Давиду достаточно сделать всего один шаг назад, чтобы мой план рассыпался в пух и прах. Разящая нога пролетела мимо. Следующие удары ногами, которые я пытался нанести встречали препятствие в виде стальных рук Давида, которые он выставлял навстречу. После двух трёх безуспешных ударов у меня появилось ощущение, что я пытаюсь запинать железобетонную конструкцию. Мои ноги врезались в стальные уголки и арматуру, что вызывало дикую боль. В моих глазах стояли слёзы и я невольно морщился от боли и обиды, а Давид ещё и не начинал. Я уже понял, что ничего не выйдет, а он и не думал начинать. Я с криком отбивал ноги о железные кости Давида, но он не спешил приводить в действие свой кривошипный механизм. Наверное он не испытывал ко мне достаточно ненависти, чтобы захотеть почувствовать, как стальной кулак деформирует мою черепушку. Я же во всей его невозмутимости, видел только издёвку, улыбку кота, который наслаждается игрой с мышкой. Чем дольше Давид не предпринимал никаких попыток атаковать, тем больше я распалялся. Я обзывался, обливал его словесными помоями и раз за разом бросался в очередную атаку.
Это случилось внезапно, в ответ на мой удар ногой, который всё-таки достиг цели и попал в область чуть ниже живота Давида. Я испытал ощущение, будто об мою голову сломали кирпич. Так вот ты какой…пресловутый хук от Давида. Меня не свалило с ног от инерции удара, но и продолжать уже не было возможности и смысла. Кулак Давида рассёк мою левую бровь, и хлынувшая водопадом кровь стремительно стала заливать моё лицо. Буратина и Уксус оттащили моё поверженное тело в беседку, где пытались оказать мне первую помощь, безуспешно пытаясь остановить кровь.
Тем временем, по ту сторону накрывшей меня кровавой завесы разыгрывалась новая драма. Из обрывочных фрагментов перепалки, которую я слышал, когда приходил в себя, было понятно, что Геракл, возмущённый такой хладнокровной и кровавой расправой желал немедленной сатисфакции. Давид, судя по всему, принял вызов под восторженные крики зрителей, которые имели удовольствие наблюдать второй бой подряд. В этот момент я был больше озабочен своим здоровьем, тем, чтобы из меня, как из разбитого кувшина не вылилась вся кровь и, прижимая к голове насквозь промокший платок, мог только слышать, что происходило на импровизированном ринге. А там случилось чудо. Гераклу удалось то, что планировал и должен был исполнить я. В первые же секунды боя он поднырнул под безжалостный маховик Давида, сделал полшага вперёд и впечатал свою правую прямо под обрез вздёрнутого носа в верхнюю пухлую губу. От болезненного удара, Давид вскрикнул и сел на корточки, закрыв лицо ладошками. Это была чистая победа Геракла, детали которой он будет в подробностях рассказывать мне ещё много раз. А пока я слышал только его восторженный рёв и одобрительные возгласы Буратины и Уксуса.
Бровь мне пришлось зашивать, но шрам так и остался на всю жизнь, поэтому бреясь, или примеряя перед зеркалом обновку, я иногда вспоминаю Давида. Ему, кстати в этот же день заштопали верхнюю губу. Шрам скорее всего остался по сию пору, но сейчас его скрывают пышные усы и окладистая поповская борода.
После того боя, Давид оставил своё увлечение. Вообще оставил. Он снова стал безобидным как ягнёнок. Как раз вскоре после этого его накрыло с головой новое увлечение. Это была уже религия. Он углубился в изучение истории христианства и православия. Он бесконечно доставал и читал различные трактовки святых писаний и от этого постоянного чтения изменилась его речь и даже повадки. Теперь Давид говорил притчами и выдержками из святых писаний, много поучал и снова в водил в ступор учителей, трактуя каждый предмет исходя из законов божьих. Словом, тогда бытовало мнение, что у нашего Андрюши засвистела фляга. Уже тогда (естественно с моей подачи) к кличке Давида прилепилось прилагательное «Святой».